Ели халву, да горько во рту. Елена Владимировна Семёнова

отчего так долго нет отца Андроника. Он обещался быть у нас сегодня. Странно, что он опаздывает… Родя, ты ничего не знаешь по этому поводу?

      – Нет, матушка.

      – Дашенька, подавай второе…

      Георгий Павлович внимательно разглядывал присутствующих, погрузившихся в трапезу. Воцарившееся было молчание за десертом вновь прервал Володичка:

      – Скажите, доктор, какое поприще лучше – статское или же военное?

      – Володя у нас никак не может выбрать себе стезю, – пояснила Олицкая.

      – Вот-вот, не могу, – кивнул Володя. – А уж пора бы! Мама настаивает, чтобы я по статской линии продвигался. В университет поступал! А у меня к наукам ну никакой решительно тяги нет!

      – Иди в военные, – посоветовал Каринский. – Ты мальчик ловкий, статный, ростом прямо гренадёр! Из тебя бы даже кавалергард вышел! А что может быть прекраснее службы в гвардии? Службы Отечеству и Государю? И мундир тебе будет очень к лицу, поверь мне.

      Алексей Львович говорил, слегка растягивая слова, с характерным французским прононсом, манерно, и от этого речь его имела какую-то особую музыку и приятность.

      – Военная служба мне больше по нутру, если честно, но призвания к ней я не чувствую. Доктор, каково же ваше мнение?

      Жигамонт промокнул салфеткой уголки губ и, отложив её в сторону, ответил:

      – По моему убеждению, хороша та служба, к которой душа лежит. Вот, у вас к чему лежит она?

      – Сказать по чести, я лишь к музыке чувствую настоящую тягу.

      – Так вы, позвольте узнать, музыцируете?

      – Володя играет на скрипке, рояле и гитаре. Он даже сочиняет музыку, – сказала Елизавета Борисовна. – Я не могу судить профессионально, но мне кажется, что у него недурно выходит.

      – Точно, – кивнул Володя. – А папа считает, что музыка – это не занятие для князя.

      – Разумеется, – веско произнёс Владимир Александрович. – Князь Львов, к примеру, сочинивший наш гимн, был в первую очередь офицером, приближённым к Его Императорскому Величеству.

      – И блестящим, – подтвердил Каринский. – А как он изумительно играл на скрипке! Вы бы слышали! Даже Европа преклонялась перед его искусством! Его скрипку нельзя было перепутать ни с одной другой.

      – Зато Глинка не был военным!

      – Он не был и князем! – сухо отрезал Владимир Александрович.

      – Отец знает, что говорит, – согласилась с мужем Екатерина Васильевна.

      – А я думаю, что Володичке стоит учиться музыке, – сказала княгиня. – Может быть, из него выйдет новый Мусоргский или Бородин? Ну, по крайности, Рубинштейн…

      – Князь Олицкий – это вам не Рубинштейн! – возразил Владимир Александрович.

      – Эх, махнуть бы по Европе! Здесь – что? Даже послужить Отечеству и то порядочно нечем! – патетически воскликнул Володя.

      – Музыка – дело доброе. Но, сынок, все композиторы были нищи… Нужно иметь более серьёзные основания в жизни! – сказала Екатерина Васильевна.

      – Доктор, какое же ваше мнение? – спросил