Ели халву, да горько во рту. Елена Владимировна Семёнова

думал, вы нам скажете что-нибудь, – почти вызывающе сказал Владимир Александрович. – Кто прав, по-вашему, я или княгиня?

      – Вы меня в мирские распри не мешайте, – отозвался священник. – Я свой выбор давно сделал. Я не с либералами, не с консерваторами, не с Царём, не с бунтарём, а с Тем, Кто сказал «я есмь Истина», не с тем, кто твердит о хлебе насущном, но с Тем, Кто сам есмь Хлеб.

      – Я провожу вас, отец Андроник, – вызвался Родион.

      – Не стоит, сын мой, я знаю дорогу, – остановил его священник и, благословив всех присутствующих, добавил: – Господь да сохранит вас всех в эту ночь и дарует сон мирный!

      – Володя, княгиня, полно вам ссориться, – подал голос Каверзин, когда отец Андроник ушёл, и доктор заметил, что тот сделался ещё бледнее, чем прежде. – Отчего бы и впрямь не развлечься предложенной забавой? Георгий Павлыч, как вы смотрите на это?

      – Я не возражаю, – пожал плечами Жигамонт, не вынимая изо рта трубки.

      – Помнится, я некогда присутствовал на сеансе у графини Шурановой, – произнёс Каринский. – Явившийся дух был не очень вежлив, и наш почтенный спирит постеснялся повторять его откровения при дамах…

      – Что ж, столоверченье, так столоверченье, – махнула рукой Олицкая. – Только, Катя, если твой дух задержится, я уйду. Мне в шесть утра уже надо быть на ногах.

      – Мне, если честно, не по нутру эта забава, – сказал Родя. – Спиритизм есть грех.

      – Ах, мон ами, какой ты всё-таки педант! – воскликнул Володя. – Просто пренесносный, нудный педант! Это всего лишь забава!

      – И всё-таки я не имею желания в ней участвовать, – сказал Родион.

      – Я тоже лучше поднимусь к себе, – тихо произнесла Маша. – Мне будет страшно, если дух придёт…

      – В таком случае, я провожу тебя, Машенька, – улыбнулся Родя. – Чтобы ты снова не столкнулась с нашим призраком. Спокойной ночи!

      – Они правы, между прочим, – заметила княгиня, поглядев вслед сыну и Маше. – Нам мало одного фантома, а вы хотите вызвать на нашу голову ещё одного…

      – Может быть, он-то и расскажет нам про первого, – беззаботно рассмеялся Володя.

      Все присутствующие заняли места вокруг большого круглого стола. В сплошном мраке, освещаемом лишь стоящей на столе свечой, едва можно было разобрать лица находящихся рядом. Каверзин то и дело утирал испарину, изредка делая мелкие глотки из бокала с вином, захваченного из столовой. Антон Александрович выглядел совершенно равнодушным, точно спал с открытыми глазами, а его брат смотрел мрачно, насупив брови, явно ещё не остынув от стычки с мачехой, также принимавшей участие в «забаве» с усталым и раздражённым видом. Веселился лишь Володя. Алексей Львович отнёсся к сеансу с любопытством, вызванным отчасти ностальгией. Лишь на лице Екатерины Васильевны был написан почти священный трепет. Эта женщина явно верила в то, что делала.

      – Возьмёмся за руки, – сказала она. – И, что бы ни случилось, никто не должен прерывать цепь.

      «Кажется, скучно всё это будет… – подумал Жигамонт, почувствовавший, что насыщенный день всё-таки утомил его, и едва сдерживаясь, чтобы не