Ели халву, да горько во рту. Елена Владимировна Семёнова

Владимир завёл этот обычай. На англицкий манер, – Олицкая поморщилась. – Надоело мне это англоманство… А, впрочем, чёрт с ним… Шахматы лежат на каминной полке.

      Жигамонт взял коробку и поставил её на стол перед княгиней, пододвинув кресло и опустившись в него.

      – Расставляйте, – сказала Елизавета Борисовна. – Обратите внимание, какая искусная работа. Эти шахматы принадлежали ещё моему деду.

      Георгий Павлович проворно расставил затейливо вырезанные костяные фигуры на доске и заметил:

      – У вас усталый вид, драгоценная Елизавета Борисовна.

      – Ходите, доктор… Как прошёл день? Полагаю, вы провели его в обществе дяди?

      – Вы угадали.

      – И как он вам понравился?

      – Алексей Львович, по-моему, замечательный человек и редкий собеседник. Я слушал его более двух часов и даже не утомился, хотя обычно столь долгие беседы действуют на меня усыпляюще. И с удовольствием бы слушал ещё.

      – Да, дядя редкий рассказчик. Жаль, что у меня так мало времени… Впрочем, я не раз слышала все его рассказы. Надеюсь, он всё-таки запишет их.

      – Я тоже на это надеюсь. Вам шах, княгиня, – отозвался доктор, закуривая трубку.

      Елизавета Борисовна проворно проделала рокировку:

      – А как вам понравилась наша Машенька?

      – Милая девушка, но очень дичится. Кстати, ваш дядя дал мне ценные рекомендации по выслеживанию белой дамы.

      – Что вы говорите? Что ж, я не буду против, если вы её выследите. Мне порядком надоел этот цирк…

      – Любезная Елизавета Борисовна, вам не жаль рисковать моей жизнью? – шутливо осведомился Жигамонт.

      – У вас есть оружие, милый доктор?

      – Я врач, а не полицейский. Моё единственное оружие – моя трость.

      – Негусто. Но вы умеете стрелять?

      – Немного. Признаться, я лучше владею рапирой. В молодости один мой хороший друг давал мне уроки, и я оказался способным учеником.

      – Я предпочитаю револьвер клинку. И будьте уверены, милый Жорж, если эта белая тварь встретится мне, то я не промахнусь. У меня рука твёрдая, и глаз – верный. Шах!

      – Браво, княгиня! Вы пользуетесь тем, что я отвлекаюсь на беседу с вами.

      – А вы не отвлекайтесь. Я же не отвлекаюсь, – Олицкая отпустила собаку и вздохнула. – О моём сыне спрашивать не буду. Не один приличный человек не станет дурно говорить матери о её чаде… А других членов нашего семейства вы ещё, должно быть, не имели сомнительного счастья видеть?

      – Увы!

      – Ну, значит, за ужином увидите… Если бы вы знали, милый доктор, как они все мне надоели… Хоть бы Родя не уходил в монахи. Это будет для меня большим ударом.

      – А он знает об этом?

      – Напрямую я не говорила, но он не может не догадываться… Если Родя уйдёт в монастырь, то поместье после меня достанется этой своре старших детей моего мужа. Моего сына это не беспокоит. Он будет только рад избавиться от бремени лишнего имущества. И откуда в нём взялось это…

      В