Голь на выдумки хитра. Фантастическая повесть. Лариса Малмыгина

мммм… Васильевной.

      – Што Мария Васильевна делает в твоей избе? – поинтересовался местный олигарх и осуждающе посмотрел на Ефремова. – В полюбовницах али в холопках ходит?

      – Сёдни на озере повстречалась, – оторопел тот. – За мной увязалась.

      – Што увязалась-то? – поднял брови Григорий Михайлович.

      – На гуслях я бренькал. Грит, песня ей приглянулась. Дык у самого сумнение имеется, завирается Машка.

      – Садись, Мария Васильевна, – скомандовал боярин и кивком показал на холку нетерпеливо бьющей копытом тонконогой лошади, – домой тебя повезу, туда следую.

      – Сама дойду, – побледнела я и попятилась.

      – Перечить мне? – возмутился Оболенский. Сделав широкий шаг, он схватил меня за талию и водрузил на коня. Сам взлетел на седло, прижал к себе и помчал далеко от дуба с его спасительным дуплом.

      Я плакала в голос, молила о свободе, вырывалась, но похититель, усмехаясь в усы, косил на меня черным цыганским глазом и молчал.

      Мимо проплыли убогие деревенские хозяйства, затем пашни, густой сосняк, и, наконец, другая деревня появилась на горизонте.

      «Главное, никуда не свернули, – между взрывами отчаяния успокаивала себя я, – так что выход в свой мир обязательно найду».

      «И что ты будешь делать в своем мире? – высунулось из тьмы подсознания моё второе Я. – Как прокормишь и обслужишь всю нуждающуюся в тебе ораву»?

      «А что я буду делать здесь? – моё сердце рвалось на части. – К тому же, Яна и Стас остались дома одни»!

      – Пррррр! – приказал боярин, лошадь резко остановилась, а я чуть не вывалилась из его крепких рук.

      Точно такая же, как и у Прохора, одноглазая, без трубы, избёнка приткнулась к мощному стволу высокой березы. По периметру рассыпались небольшие надворные постройки.

      – Эй, хозяйка! – прижимая меня к себе, крикнул Оболенский. – Принимай утрату!

      Несколько минут, проведенных в объятиях упрямого, как осел, феодала, показались мне вечностью.

      Но тут дверь избушки распахнулась и из неё вышла пожилая женщина. На ней была белая рубашка с длинными рукавами, поверх которой красовалось нечто типа красного сарафана до пят, голову обнимал завязанный под подбородком светлый платок.

      Женщина, вытянув вперед руки, осторожно пошла на наши голоса.

      «Незрячая», – констатировала я.

      – Где Василий? – осведомился мой похититель.

      – На пашне, – уныло отозвалась хозяйка.

      – Што ты, Маланья Кузьминична, дочь не берегёшь? – опуская меня на землю, незлобиво проворчал боярин.

      – Каку? – не поняла слепая.

      – Таку, – передразнил её Григорий. – Марию Васильевну.

      – Машку? – баба вздрогнула, остановилась и как будто задумалась. Её бескровные сморщенные губы мелко задрожали, из глаз потекли слёзы.

      – Приношу слезницу, не уберегла, боярин, – неожиданно завыла Маланья и пошатнулась.

      Я