Женская война. Александр Дюма

с миром, вы просили у меня сто пистолей, и я доставила вам их прямо в собственные ваши руки.

      – И только эти сто пистолей я и видел, клянусь вам честью дворянина.

      – Но вы должны были отказаться от света.

      – Да, я точно хотел отказаться, но судьба распорядилась иначе: она, верно, хотела определить мне другое поприще, послав мне предложение герцога Лонгвиля. Я покорился решению судеб и, признаюсь вам, до сих пор не раскаиваюсь.

      – Так вы уже не кармелит?

      – Нет, по крайней мере, теперь, милая сестрица. Не смею сказать вам, что никогда не ворочусь в монастырь, потому что какой человек может сказать вечером: я сделаю завтра то-то. Господин Ренсе основал орден Трапистов. Может быть, я последую его примеру и изобрету что-нибудь новенькое. Но теперь я попробовал военное ремесло. Оно сделало меня человеком светским и нечистым, но при первом удобном случае я постараюсь очиститься.

      – Вы военный! – сказала Нанона, пожав плечами.

      – Почему же нет? Не скажу вам, что я Дюнуа, Дюгесклен, Баяр, рыцарь без страха и упрека. Нет, я не так горд, сознаюсь, что заслуживаю кое-какие упреки, и не спрошу, как знаменитый Сфорца, что такое страх. Я человек, и как говорит Плавт: Homo sum, et nihil humanum a me alienum puto, то есть я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Поэтому я трус, сколько человеку позволяется быть трусом, что не мешает мне при случае быть очень храбрым. Когда меня принуждают, я довольно порядочно действую шпагой и пистолетом. Но по природе истинное мое призвание – дипломатическое поприще. Или я очень ошибаюсь, милая Нанона, или я буду великим политиком. Политическое поприще прекрасно. Посмотрите на Мазарини: он пойдет далеко, если его не повесят. Видите ли, я то же самое, что Мазарини. Зато и боюсь только одного: чтобы меня не повесили. По счастью, я могу надеяться на вас, милая Нанона, и эта мысль придает мне бодрости и отваги.

      – Так вы военный?

      – И кроме того, придворный в случае нужды. Ах! Мое пребывание у герцога Лонгвиля много послужило мне в пользу.

      – Чему же вы там учились?

      – Тому, чему можно выучиться у такого человека: выучиться воевать, интриговать, изменять.

      – И к чему это привело вас?

      – К самому блестящему положению.

      – Которое вы не умели удержать за собою?

      – Что ж делать? Ведь даже и принц Конде потерял свое место. Нельзя управлять событиями. Милая сестрица! Каков бы я ни был, я управлял Парижем!

      – Вы?

      – Да, я.

      – Сколько времени?

      – Час и три четверти, по самому верному счету.

      – Вы управляли Парижем?

      – Как настоящий король.

      – Как это случилось?

      – Очень просто. Вы знаете, что коадъютор господин Гонди, то есть аббат Гонди…

      – Знаю, знаю!

      – Был полным властелином столицы. В это самое время я служил герцогу д’Эльбефу. Он лотарингский принц, и нет стыда служить принцу. Ну, в то время герцог был во вражде с коадъютором. Поэтому я произвел восстание и взял в плен…

      – Кого? Коадъютора?

      – Нет, не его, я не знал бы, что с ним делать, и был бы в