Принцесса-невеста. Уильям Голдман

она в итоге навсегда переехала в Париж и открыла там единственный светский салон международного значения.

      Но пока она просто спала себе на шелках, ела на золоте и была самой грозной и восхитительной женщиной в истории Флорина. Если у ее фигуры и были недостатки, их скрывала одежда; если ее лицо и недотягивало до божественного, после макияжа это становилось незаметно. (Шика тогда не было, но, если б не графиня и ей подобные дамы, его и изобретать бы не пришлось.)

      В общем, Рюгены числились флоринской Лучшей Четой Недели уже который год…

* * *

      Это я. Комментарии к сокращениям и другие заметки будут написаны таким вот симпатичным курсивом – не запутаетесь. Я в начале говорил, что не читал эту книгу, – и не соврал. Мне ее читал отец, а сам я, когда сокращал, пролистал быстренько, повычеркивал куски, а оставшееся сохранил как у Моргенштерна.

      Эту главу я не трогал. А сейчас встреваю из-за скобок. Литред из «Харкорта» все поля в верстке исписала вопросами: «Как это так – Европы не было, а Париж был?»; «Как это – не было шика? „Шик“ – древнее понятие. Посмотрите в Оксфордском словаре, статья „шикарный“». И наконец: «Я сейчас свихнусь. Зачем тут скобки? Когда дело-то происходит? Я ничего не понимаю. ПОМОГИ-И-И-И-ИТЕ!» Дениз вычитывала все мои книжки, с самых «Мальчиков и девочек, всех вместе», и еще не орала на полях.

      А я-то что тут мог?

      Моргенштерн в скобках либо всерьез, либо нет. А может, то всерьез, то нет. Но он не пометил, где всерьез. Возможно, авторский стиль говорит читателю: «Тут все понарошку, ничего такого не было». По-моему, дело в этом, хотя флоринские хроники скажут вам обратное. Они скажут, что это взаправдашняя история. По крайней мере, факты – взаправдашние; что у персонажей в голове – поди разберись. Если скобки вас раздражают – ну не читайте их, и всего делов.

* * *

      – Скорей, скорей, идите сюда! – Отец Лютика смотрел в окно.

      – Что такое? – Это мать Лютика. Слушаться мужа? Вот еще глупости. Ее девиз: ни шагу назад.

      Отец ткнул пальцем:

      – Гляди.

      – Сам гляди. Чай, не слепой.

      Их брак счастливым не назовешь. Оба только и мечтали сбежать друг от друга куда подальше.

      Отец пожал плечами и опять уставился в окно.

      – Аххххх, – через некоторое время сказал он. И потом опять: – Аххххх.

      Мать Лютика покосилась на него и вернулась к стряпне.

      – Какие богачи, – сказал отец. – Какая роскошь.

      Мать поразмыслила и отложила суповой половник. (Суп тогда уже был, но суп вообще был первым. Когда первый человек выполз из тины и построил первый сухопутный дом, на первый ужин у него был суп.)

      – Сердце заходится от такого великолепия, – очень громко пробормотал Лютиков отец.

      – Да что ж там такое, миленький? – сдалась мать.

      – Сама глянь. Чай, не слепая, – ответствовал он.

      (То была их тридцать третья перебранка за день – перебранки появились давным-давно, – и отец отставал со счетом 13:20, хотя сильно