Лучшая фантастика XXI века (сборник). Кори Доктороу

и стали задавать вопросы, как репортеры.

      – Ты что-нибудь ел? – спросила я. – Мама велела мне ничего там не есть.

      Он повернулся и смерил меня таким взглядом, что я на мгновение забыла, что он просто мальчик моих лет, пусть и расчесывает волосы и строго смотрит на меня голубыми глазами.

      – Это предрассудки, – сказал он.

      Он повернулся ко мне спиной, сунул руку в карман, вытащил кулак, раскрыл его и показал груду маленьких конфеток в ярких обертках. Трина протянула пухлые пальцы к ладони Бобби и взяла одну ярко-оранжевую конфетку. Тут же возникло множество торопливых рук, и ладонь Бобби опустела.

      Родители стали звать детей домой. Мама стояла в дверях, но она была слишком далеко, чтобы увидеть, что мы делаем. По тротуару ветер гнал синие, зеленые, красные, желтые и оранжевые обертки.

      Обычно мы с мамой ели отдельно. Когда я бывала у папы, мы ели все вместе перед телевизором, но мама говорила, что это варварство.

      – Он пил? – спрашивала мама. Она была убеждена, что папа алкоголик; она думала, я не помню тех лет, когда ему приходилось раньше уходить с работы, потому что я звала его и говорила, что мама еще спит на диване в пижаме, а кофейный столик заставлен пивными банками и бутылками; папа с мрачным выражением лица молча все это выбрасывал.

      Мама стоит, прислонясь к косяку, и смотрит на меня.

      – Ты сегодня играла с этими девочками?

      – Нет. Бобби играл.

      – Ну, это похоже на правду: за этим мальчишкой никто не следит. Я помню, как его отец учился со мной в школе. Я тебе рассказывала об этом?

      – Угу.

      – Он был красивый парень. Бобби тоже красивый, но держись от него подальше. Думаю, ты слишком много с ним играешь.

      – Я почти совсем с ним не играю. Он весь день играл с этими девочками.

      – Он что-нибудь говорил о них?

      – Сказал, что кое у кого предрассудки.

      – Он так сказал? От кого только он это услышал? Должно быть, от своего деда. Послушай меня. Теперь никто так не говорит, кроме сущего сброда, и на то есть причины. Из-за этой семьи погибли люди. Ты просто не помнишь. Много-много людей умерло из-за них.

      – Ты про Бобби или про девочек?

      – О них обо всех. Но особенно о девочках. Он там ничего не ел?

      Я посмотрела в окно, притворяясь, что меня что-то заинтересовало во дворе, потом, слегка вздрогнув, словно проснувшись, снова на маму.

      – Что? Нет-нет.

      Она искоса смотрела на меня. Я делала вид, что ничем не озабочена. Мама красными ногтями постучала по кухонному столу.

      – Послушай, – резко сказала она, – идет война.

      Я закатила глаза.

      – Ты ведь даже не помнишь? Да где тебе помнить, ты только училась ходить. Но когда-то эта страна не знала войн. И люди даже то и дело летали в самолетах.

      У меня вилка застыла на полпути ко рту.

      – Да это же глупость?

      – Ты не понимаешь. Все так делали. Это был обычный способ перебраться с одного места на другое. Твой дедушка часто так делал, и мы с твоим отцом тоже.

      – Ты бывала в самолете?

      – Даже ты бывала. – Она