На льду. Камилла Гребе

сто семьдесят сантиметров. Вес шестьдесят кило. Нормальное телосложение. Здоровая, спортивная.

      От запаха в помещении меня тошнит. Мне хочется думать, что у меня после стольких лет морга выработался иммунитет, но к этому запаху невозможно привыкнуть. Его нельзя назвать вонью, это больше похоже на запах, который появляется через неделю у срезанных цветов, смешанный с запахом сырого мяса, но я чувствую, что мне срочно нужно на улицу. Я мечтаю о глотке свежего холодного воздуха.

      – Еще кое-что, – добавляет Фатима. – Она родила ребенка. Или, по крайней мере, была беременна.

      – Родила? – переспрашивает Манфред.

      – Сложно сказать, – отвечает Фатима, с треском стаскивая перчатки.

      Манфред ведет машину. Мы возвращаемся в участок. Снова идет снег. Уже темнеет, хотя на часах только три.

      – Хорошенькая, – говорит Манфред, включая радио.

      – Фатима?

      – Нет, та, что без головы.

      – Ты больной.

      – Я? Ты же сам видел. Она была красоткой. Такое тело. Такая грудь…

      Я обдумываю его слова.

      – Нам известно, кто она?

      – Нет.

      – А Орре мы взяли?

      – Нет. На работу он вчера не явился.

      – А сегодня?

      – Не знаю. Санчес проверяет. Но вся Швеция его ищет, так что долго он прятаться не сможет.

      – Предварительный отчет криминалистов готов?

      – Лежит на твоем столе. Никаких следов грабежа. Значит, кто-то впустил убийцу внутрь или это был его дом. Тогда это Орре. Они нашли следы мочи на полу и отпечатки рук и подошв, но соседка там основательно потопталась, так что не знаю, поможет ли это следствию. И много разных волокон, но ничего примечательного. Орудие убийства – мачете. Они послали его на экспертизу. Посмотрим, что обнаружат специалисты. И они подключили того парня – Линдблада, который специализируется на пятнах крови на стенах и может реконструировать ход событий.

      Пауза. Манфред стучит пальцами по рулю в такт музыке, и я понимаю, что он нервничает. Он давно не брился, под глазами – мешки.

      – Наде получше? – спрашиваю я.

      Он смотрит на меня и поправляет воротник пальто из верблюжьей шерсти.

      – Всю ночь капризничала. Афсанех чуть с ума не сошла. Ей нужно было рано на работу. Ее аспирант защищается. И она снова начала говорить о браке. Как будто у нас без этого забот мало. Почему женщины так делают?

      Мне нечего на это ответить. С моим браком было то же самое.

      Мы встречались с Жанет около года, когда она начала говорить о браке. Я не знаю, как это получилось, но почему-то она решила, что я согласен. Разумеется, мне нужно было твердо сказать нет, а не изворачиваться, как я обычно делаю. Но, наверно, я не хотел (или боялся) ее разочаровать. И позволял нудеть дальше.

      Все последующие месяцы Жанет обсуждала цветы, меню и пригласительный список. Она приносила домой торты на пробу, рисовала план рассадки гостей и ставила свадебные марши на диктофоне. И сидела на диете.

      Я даже начал переживать за нее. Она ела как птичка, чтобы влезть в свадебное платье. Платье, которое мне