Чудо. Эмма Донохью

сказала Либ.

      Абсурдный ответ, но вопрос застал ее врасплох. Ведь обсуждать с пациентом особенности наблюдения – нарушение протокола.

      Пока все данные доказывали, что Анна – маленькая лживая нахалка. Да, она худая, лопатки похожи на обрубки несуществующих крыльев. Но не настолько, как бывает у детей после месяца без еды, тем более четырех месяцев. Либ знала, как выглядят голодающие. В Шкодер привозили тощих, точно скелеты, беженцев, у которых кости выпирали из-под кожи, как шесты для палатки из-под брезента. Нет, у этой девочки был округлый живот. Модные красавицы шнуровали себя в надежде добиться талии в шестнадцать дюймов, а у Анны она была на пять дюймов больше.

      Что Либ действительно нужно было узнать, так это вес ребенка. Если за две недели эта цифра увеличится хотя бы на унцию, это докажет, что Анну тайком кормят. Она сделала два шага в сторону кухни, чтобы спросить, где можно взять весы, но вспомнила, что обязана ни на минуту не выпускать ребенка из виду до девяти часов вечера.

      Странное ощущение, будто находишься в тюрьме. Либ подумала было позвать миссис О’Доннелл из спальни, но не захотела показаться высокомерной, в особенности в начале первого дежурства.

      – Остерегайтесь подделок, – пробормотала Анна.

      – Прошу прощения?

      Кончик пухлого пальца обводил слова, оттиснутые на рифленой кожаной обложке записной книжки.

      Либ сурово взглянула на девочку. Вот уж действительно подделка.

      – Производители утверждают, что их бархатная бумага не похожа ни на какую другую.

      – Что такое бархатная бумага?

      – Она имеет специальное покрытие, позволяющее писать на ней металлическим карандашом.

      Девочка погладила страничку.

      – Все написанное здесь будет несмываемым, – сказала Либ. – Ты знаешь, что такое несмываемый?

      – Пятно, которое нельзя вывести.

      – Правильно. – Либ забрала записную книжку и стала думать, какие еще сведения можно вытянуть из девочки.

      – Тебя беспокоят какие-нибудь боли, Анна?

      – Нет.

      – Головокружения?

      – Может быть, иногда, – призналась Анна.

      – Пульс у тебя скачет или замедляется?

      – В иные дни бывает неровным.

      – Ты боишься?

      – Чего боюсь?

      Того, что тебя разоблачат, маленькая плутовка. Но вслух Либ сказала:

      – Может быть, меня и сестру Майкл. В твоем доме чужие люди.

      – По-моему, вы добрая, – покачала головой Анна. – Вряд ли вы причините мне зло.

      – Совершенно верно.

      Однако Либ стало не по себе, словно она наобещала сверх меры. Она приехала сюда не для того, чтобы проявлять доброту.

      Теперь дитя что-то шептало с закрытыми глазами. В следующий миг Либ поняла, что это молитва. Демонстрация благочестия, дабы сделать так называемый пост более правдоподобным?

      Окончив молитву, Анна подняла взор, сохраняя обычное безмятежное выражение лица.

      – Открой рот, пожалуйста, – попросила Либ.

      В основном молочные зубы, один или два постоянных и несколько