Чудо. Эмма Донохью

поискав глазами, нашла медаль – маленький бронзовый диск в подарочном футляре около фотографии.

      – Но после коклюша, который Анна в прошлом году подхватила в школе, – рассказывала миссис О’Доннелл, – мы решили оставить нашу девчушку дома, даже несмотря на грязь, разбитые окна и сквозняки. Но она и самостоятельно очень упорно занимается по книгам. Дома и стены помогают, как говорят.

      Либ не знала этой поговорки. Она продолжила расспросы, потому что ей пришло в голову, что нелепые выдумки Анны могут быть основаны на фактах.

      – С начала недомогания у нее бывали нарушения пищеварения?

      Либ предположила, что сильный кашель мог вызвать у ребенка внутренние повреждения.

      Однако миссис О’Доннелл с натянутой улыбкой покачала головой.

      – Рвота, запор или понос?

      – Только изредка, как это случается с растущими детьми, – ответила миссис О’Доннелл.

      – Выходит, до одиннадцати лет, – уточнила Либ, – Анна, по вашим словам, была нежной и чувствительной, и ничего больше?

      Женщина поджала шелушащиеся губы:

      – С седьмого апреля – вчера с того дня минуло четыре месяца – Анна не съела ни кусочка, не выпила ни глотка, ничего, кроме чистой воды.

      Если это правда, с долей неприязни подумала Либ, какая мать говорила бы об этом с таким возбуждением?

      Но конечно, это неправда, напомнила она себе. Так что приложила Розалин О’Доннелл руку к этой мистификации или дочке удалось запудрить матери мозги – в любом случае у женщины нет причины бояться за своего ребенка.

      – Она не подавилась чем-нибудь перед днем рождения? Или, может быть, съела что-то протухшее?

      – В этой кухне не бывает ничего протухшего! – разозлилась миссис О’Доннелл.

      – Вы упрашивали ее поесть? – допытывалась Либ.

      – Можно было даже не пытаться.

      – Анна как-то объясняла свой отказ?

      Женщина наклонилась чуть ближе, словно желая поделиться секретом:

      – Этого не нужно.

      – Не нужно было объяснять причину? – спросила Либ.

      – Она в этом не нуждается, – ответила Розалин О’Доннелл, обнажив в улыбке щербатый рот.

      – Вы хотите сказать, в еде? – еле слышно спросила монахиня.

      – Ей ни крошки не нужно. Она живое чудо.

      Должно быть, это хорошо отрепетированный спектакль. Если не принимать во внимание, что блеск в глазах женщины выражает, как показалось Либ, твердую веру.

      – И вы утверждаете, что последние четыре месяца ваша дочь пребывает в добром здравии?

      Розалин О’Доннелл выпрямила внушительный торс, и ее редкие ресницы затрепетали.

      – В этом доме, миссис Райт, вы не найдете никаких лживых утверждений, никакого жульничества. Это скромный дом, но таковым был и хлев.

      Подумав о лошадях, Либ была озадачена, но потом поняла, что женщина имела в виду Вифлеем.

      – Мы простые люди – муж и я. Объяснить это мы не в силах, но наша девочка отмечена особым Божественным провидением. Разве Богу не подвластно подобное? – обратилась она к монахине.

      – Неисповедимы