.

мягкое – Эланлюм.

      Оба прозвища единогласно приняли.

      Однажды Викниксор, бывший Виктор Николаевич Сорокин, любитель всего нового и оригинального, зашел к ребятам и, присев на подоконник, мягко, по-отечески заговорил:

      – Вы, ребята, скучаете?

      – Скучаем, – печально ответили ребята.

      – Надо, ребята, развлекаться.

      – Надо, – поддакнули опять шкидцы.

      – Ну, если так, то у меня есть идея. Школа наша расширяется, и пора нам издавать газету.

      Ребята погмыкали, но ничего не ответили, и Викниксору пришлось повторить предложение:

      – Давайте издавать газету.

      – Давайте, Виктор Николаевич. Только… – замялся Косарь, – мы это не умеем. Может, вы сделаете?..

      Предложение было смелое, но Викниксор согласился:

      – Хорошо, ребята, я вам помогу. На первых порах нужно руководство. Так что – ладно, устроим.

      Скоро о беседе забыли.

      Но завшколой, увлеченный своей идеей, не остыл.

      Каждый вечер в маленькой канцелярии дробно стучала пишущая машинка. Это готовился руками самого Викниксора первый номер шкидской газеты.

      В то же время питомник стал замечать рост популярности Цыгана.

      Колька ужо не ходил мокрой курицей, новичком, а запросто, по-товарищески беседовал с завшколой и долгие вечера коротал с ним за шахматной доской.

      – Ишь, стерва, подлизывается к Викниксору, – злобно скулили ребята, поглядывая на ловкого фаворита, но тот и в ус не дул и по-прежнему увивался около зава.

      – Не иначе как кляузником будет, – разжигал массы Воробей.

      Ребята слушали и озлоблялись, но Цыган не обращал внимания на хмурившихся товарищей, хотя было обидно, что до сих пор с ним никто не желал дружить, а тем более повиноваться ему так, как повиновались Воробышку.

      Дело в том, что Шкида только тогда начинала уважать своего товарища, когда находила в нем что-нибудь особенное – такое, чего нет у других.

      У Воробья это было. У него имелась балалайка, паршивая, расстроенная в ладах балалайка, и умение кое-как тренькать на ней. Из всех воспитанников никто этой науки не осилил, и поэтому единственного музыканта уважали.

      У Цыгана еще не было случая завоевать расположение товарищей, но он искал долго, упорно и наконец нашел.

      Однажды, сидя в кабинете завшколой за партией в шахматы, Колька, победив три раза подряд, четвертую игру нарочно провалил.

      Приунывший Викниксор повеселел. Несмотря на свои пятнадцать лет, Колька хорошо играл в шахматы, и завшколой редко выигрывал. Поэтому он очень обрадовался, когда загнанный и зашахованный его король вдруг получил возможность дышать, а через шесть ходов Колька пропустил важное передвижение и получил мат.

      – Красивый матик. Здорово вы мне влепили, – притворно восторгался Цыган, разваливаясь в кожаном кресле. – Очень красивый мат, Виктор Николаевич.

      Викниксор расцвел в улыбке.

      – Что? Получил? То-то, брат. Знай наших.

      Цыган минуту выждал, тактично промолчав, и дал Викниксору возможность насладиться победой. Потом, переменив тон, небрежно спросил:

      – Виктор Николаевич, а как насчет