Республика ШКИД. Леонид Пантелеев

Но голод был сильнее благоразумия, и голод победил.

      – Давай. Черт с тобой! – закричал Кузя, видя, как Слаенов сворачивает в зал.

      Тот сразу вернулся и, сунув осьмушку в протянутую руку, уже независимо проговорил:

      – Значит, ты мне должен четвертку за чаем.

      Кузя хотел вернуть злосчастный хлеб, но зубы уже впились в мякиш.

* * *

      Вечером Кузя «сидел на топоре» и играл на зубариках. Хлеб, выданный ему к чаю, переплыл в карман Слаенова. Есть Кузе хотелось невероятно, но достать было негде. Кузя был самый робкий и забитый из всего второго отделения, поэтому так трудно ему было достать себе пропитание.

      Другие умудрялись обшаривать кухню и ее котлы, но Кузя и на это не решался.

      Вся его фигура выражала унижение и покорность, и прямо не верилось, что в прошлом за Кузей числились крупные кражи и буйства. Казалось, что по своей покорности он взял чью-то вину на себя и отправился исправляться в Шкиду.

      Рядом за столом чавкал – до тошноты противно – Кузин сламщик Коренев и, казалось, совсем не замечал, что у его друга нет хлеба.

      – Дай кусманчик хлебца. А? – робко попросил Кузя у него, но тот окрысился:

      – А где свой-то?

      – А я должен новичку.

      – Зачем же должал?

      – Ну ладно, дай кусманчик.

      – Нет, не дам.

      Коренев опять зачавкал, а измученный Кузя обратился, на что-то решившись, через стол к Слаенову.

      – До завтра дай. До утреннего чая.

      Слаенов равнодушно посмотрел, потом достал Кузину четвертку, на глазах всего стола отломил половину и швырнул Кузе. Вторую половину он так же аккуратно спрятал в карман.

      – Эй, постой! Дай и мне!

      Это крикнул Савушка. Он уже давно уплел свою пайку, а есть хотелось.

      – Дай и мне. Я отдам завтра, – повторил он.

      – Утреннюю пайку отдашь, – хладнокровно предупредил Слаенов, подавая ему оставшуюся половину Кузиного хлеба.

      – Ладно. Отдам. Не плачь.

* * *

      На другой день у Слаенова от утреннего чая оказались две лишние четвертки. Одну он дал опять в долг голодным Савушке и Кузе, другую у него купил кто-то из первого отделения.

      То же случилось в обед и вечером, за чаем.

      Доход Слаенова увеличился. Через два дня он уже позволил себе роскошь – купил за осьмушку хлеба записную книжку и стал записывать должников, количество которых росло с невероятной быстротой.

      Еще через день он уже увеличил себе норму питания до двух порций в день, а через неделю в слаеновской парте появились хлебные склады. Слаенов вдруг сразу из маленького, незаметного новичка вырос в солидную фигуру с немалым авторитетом.

      Он уже стал заносчив, покрикивал на одноклассников, а те робко молчали и туже подтягивали ремешка на животах.

      Еще бы, все первое и половина второго отделения были уже его должниками.

      Уже Слаенов никогда не ходил один, вокруг него юлила подобострастная свита должников, которым он иногда в виде милостыни жаловал кусочки хлеба.

      Награждал он редко. В его расчеты не входило подкармливать товарищей, но подачки были нужны, чтобы ребята