Республика ШКИД. Леонид Пантелеев

уже спокойно вынимал из-за пазухи четвертку хлеба и протягивал ее Громоносцеву.

      – А еще у тебя есть? – спросил, подходя к Слаенову, Японец. Тот простодушно достал еще четвертку.

      – На. Мне не жалко.

      – А ну-ка, дай и мне, – подскочил Воробей, за ним повскакали со своих мест Мамочка и Горбушка.

      Слаенов выдал и им по куску.

      Когда же подошли Сорока и Гога, он вдруг сморщился и бросил презрительно:

      – Нету больше!

      Хитрый паучок почуял сразу, что ни Гога, ни Сорока влиянием не пользуются, а поэтому и тратиться на них считал лишним.

      Ребята уже снисходительно поглядывали на Слаенова.

      – Ты вали, забегай почаще, – усмехнулся Цыган и, войдя во вкус, добавил: – Эх, достать бы сахаринчику сейчас да чайку выпить!

      Слаенов решил завоевать старших до конца.

      – У меня есть сахарин. Кому надо?

      – Вот это клево, – удивился Японец. – Значит, и верно чайку попьем.

      А Слаенов уже распоряжался:

      – Эй, Кузя, Коренев! Принесите чаю с кухни. Кружки у Марфы возьмите. Старшие просят.

      Кузя и Коренев ждали у дверей и по первому зову помчались на кухню.

      Через пять минут четвертое отделение пировало. В жестяных кружках дымился кипяток, на партах лежали хлеб и сахарин. Ребята ожесточенно чавкали, а Слаенов, довольный, ходил по классу и, потирая руки, распространялся:

      – Шамайте, ребята. Для хороших товарищей разве мне жалко? Я вам всегда готов помочь. Как только кто жрать захочет, так посылайте ко мне. У меня всегда все найдется. А мне не жалко.

      – Ага. Будь спокоен. Теперь мы тебя не забудем, – соглашался Японец, набивая рот шамовкой.

      Так было завоевано четвертое отделение.

      Теперь Слаенов не волновался. Правда, содержание почти целого класса первое время было для него большим убытком, но зато постепенно он приучал старших к себе.

      В то время хлеб был силой, Слаенов был с хлебом, и ему повиновались.

      Незаметно он сумел превратить старших в своих телохранителей и создал себе новую могучую свиту.

      Первое время даже сами старшие не замечали этого. Как-то вошло в привычку, чтобы Слаенов был среди них. Им казалось, что не они со Слаеновым, а Слаенов с ними. Но вот однажды Громоносцев услышал фразу, с таким презрением произнесенную каким-то первоклассником, что его даже передернуло.

      – Ты знаешь, – говорил в тот же день Цыган Японцу, – нас младшие холуями называют. А? Говорят, Слаенову служим.

      – А ведь правы они, сволочи, – тоскливо морщился Японец. – Так и выходит. Сами не заметили, как холуями сделались. Противно, конечно, а только трудно отстать… Ведь он, гадюка, приучил нас сытыми быть!

      Скоро старшие свыклись со своей ролью и уже сознательно старались не думать о своем падении.

      Один Янкель по-прежнему оставался независимым, и его отношение к ростовщику не изменилось к лучшему. Силу сопротивления ему давал хлеб. Он был старостой кухни и поэтому мог противопоставить богатству Слаенова свое собственное богатство.

      Однако втайне Янкель невольно