Республика ШКИД. Леонид Пантелеев

есть. Таб-бачок есть.

      Янкель, забравшись на кровать, глупо улыбался и пел:

      Шинель английский,

      Табак японский,

      Ах, шарабан мой…

      На радостях даже не заметили, что на подоконнике притулилась лишняя пачка, пока Цыган не обратил внимания.

      – Сволочи! Чей табак на подоконнике? У всех есть?

      – У всех.

      – Значит, лишняя?..

      – Лишняя.

      – Ого, здорово, даже лишняя!

      – Тогда лишнюю поделим. А по целой пачке заначим.

      – Вали!

      – Дели. Согласны.

      Лишнюю четвертку растерзали на десять частей. Когда дележку закончили, Цыган грозно предупредил:

      – Табак заначивайте скорее. Не брехать. Приходящим ни слова об этом. Поняли, сволочи? А если кого запорют, сам и отвиливай, других не выдавай.

      – Ладно. Вались. Знаем…

      В это утро воспитатель Батька, войдя в спальню, был чрезвычайно обрадован тем обстоятельством, что никого не надо было будить. Все гнездо было на ногах. Батька удовлетворенно улыбнулся и поощрительно сказал:

      – Здорово, ребята! Как вы хорошо, дружно встали сегодня!

      Цыган, ехидно подмигнув, загоготал:

      – Ого, дядя Сережа, мы еще раньше можем вставать.

      – Молодцы, ребята. Молодцы.

      – Ого, дядя Сережа, еще не такими молодцами будем.

      Между тем Янкель и Косарь снова пошли в кладовую.

      Эконом еще ничего не подозревал. Как всегда ласково улыбаясь, он не спеша развешивал продукты и между делом справлялся о новостях в школе, говорил о хорошей погоде, о наступивших морозах и даже дал обоим шкидцам по маленькому куску хлеба с маслом.

      Янкель молчал, а Косарь хмуро поддакивал, но оба вздохнули свободно только тогда, когда вышли из кладовой.

      Остановившись у дверей, многозначительно переглянулись. Потом Янкель сокрушенно покачал головой и процедил:

      – Огребем.

      – Огребем, – поддакнул Косарь.

* * *

      День потянулся по заведенному порядку. Утренний чай сменился уроками, уроки – переменами, все было как всегда, только приходящие удивлялись: сегодня приютские не стреляли у них, по обыкновению, докурить «оставочки», а торжественно и небрежно закуривали свои душистые самокрутки.

      В четвертую перемену, перед обедом, Янкель забеспокоился: пропажа могла скоро открыться, а у него до сих пор под подушкой лежал табак. Подстегивали его и остальные, уже успевшие спрятать свою добычу.

      Не переводя духа взбежал он по лестнице наверх в спальню, вытащил табак и остановился в недоумении.

      Куда же спрятать? Закинуть на печку? Нельзя – уборка будет, найдут. В печку – сгорит. В отдушину – провалится.

      Янкель выскочил в коридор, пробежал до ванной и влетел туда. Сунулся с радостью под ванну и выругался: кто-то предупредил его – рука нащупала чужую пачку.

      В панике помчался он в пустой нижний зал, превращенный в сарай и сплошь заваленный партами. С отчаянной решимостью сунул табак под ломаную кафедру и только тогда успокоился.

      Спускаясь вниз, Янкель услышал дребезжащую