Десять вещей, которые мы сделали…. Сара Млиновски

равно. – Подвал в Уэстпорте лучше любой комнаты в Кливленде.

      – Даже не знаю, – качая головой, сказала Пенни.

      Я хотела сказать, что не ей решать, но промолчала и многозначительно посмотрела на папу, изо всех сил пытаясь выглядеть практичной и зрелой.

      – Мне нет никакого смысла переезжать в Кливленд сейчас. До конца учебного года шесть месяцев. Позвольте мне закончить его здесь, в Хилсдейле. Мне нравится Хилсдейл. И мне будет хорошо у Ви. Она с радостью приютит меня, – медленно проговорила я.

      Папа нахмурился.

      – Пожалуйста? – сказала я.

      – А что насчет следующего года? Разве Ви не в выпускном классе? – спросил он.

      – Давайте сначала разберемся с этим. Если придется переехать в следующем году, то я перееду. – Хотя я не собиралась переезжать и через год. Но кто знает, что тогда будет. Когда-то я жила с родителями и братом на Окбрук-роуд, 32, а теперь все изменилось. – Кто знает? Может, вы возненавидите Кливленд и вернетесь обратно. А может, Ви останется здесь еще на год. – Ну да, конечно. У Ви были грандиозные планы, в том числе учеба где-нибудь подальше от Уэстпорта. – Почему бы нам не попробовать вариант с Ви хотя бы на эти полгода? Пожалуйста? – Последнее слово я уже выговаривала со слезами на глазах и подрагивающей нижней губой.

      Папа и Пенни молчали.

      Я не знала, чего ждать. И вообще-то сомневалась, что они позволят мне переехать к подруге. Я бы не позволила. Пауза затянулась, и я уже думала, что это конец.

      – Думаю, мы можем обсудить это с мамой Вайолет, – наконец произнес папа.

      Я вскочила со стула и бросилась его обнимать.

Небольшое осложнение 

      В четверг вечером я оставила Ви несколько сообщений, но она так и не перезвонила. Наверняка тусила на какой-нибудь вечеринке. Мы евреи, так что для меня это был просто День, когда папа объявил о переезде, но весь остальной мир праздновал Рождество. Я не стала посвящать подругу в детали, только сказала, что мне нужно с ней поговорить.

      Она позвонила в одиннадцать утра в пятницу.

      – Все нормально? Я только что прослушала сообщения. Мама вчера брала мой телефон и не могла вспомнить, куда его положила.

      Я рассказала ей все и стала ждать, затаив дыхание. А если Ви не захочет, чтобы я жила с ней?

      – Конечно, ты можешь жить у меня! Мама не станет возражать! Я ни за что не позволю тебе переехать в Кливленд! Черта с два!

      Я облегченно выдохнула.

      – Мы будем соседками! – завизжала она.

      Я бы сказала «соседками по комнате», но это звучало совсем по-детски. Так сказала бы любая девчонка. Но не Ви. Просто «соседки» звучало гораздо более солидно… А еще Ви ненавидела слово «девчонка». Она была настоящей женщиной. Пила вино, коротко и стильно стригла свои темные волосы, каждое утро занималась спортом, возглавляла редакцию школьной газеты и ежедневно читала «Нью-Йорк таймс». «Девчонки» такого не делают. Так что Ви была крутой.

      Мы с ней ходили в один и тот же детский сад. В смешанную группу для трех- и четырехлеток. Наши матери тоже подружились, но со временем потеряли связь. А мы с Ви дружили все эти годы, хотя