Три часа без войны. Максим Бутченко

неописуемое.

      – Я Илья, – сказал он.

      – Ну, здорово, теперь мы с тобой заодно, – протянул руку Серб.

      Крепкое рукопожатие запомнилось обоим навсегда. В первый и последний раз они жали руки, во всех остальных случаях только стреляли друг в друга.

      В этот вечер Илья возвращался домой, как обычно, дворами, останавливаясь у незнакомых окон и вглядываясь в неясные силуэты в квартирах. Он размышлял о том, что всякая несправедливость в мире хаотична. У зла нет общего центра, откуда оно действует. Такое происходит только в сказках, ТВ-новостях, мультфильмах и головах советских бабушек и дедушек. Зло беспорядочно, без разбору и логики ломает жизнь каждому.

      Кизименко думал о том, что бытие не может поддаваться одному правилу, следовать одному устою. Все перемешано, но если вывести центральную идею по возвращению к варягам, возврату в Европу – то можно будет построить успешное государство.

      «В чем-то ведь должен быть смысл? Не может же мир быть случайным скоплением атомов?» – задавал себе вопросы парень.

      Прошло четыре месяца, появились первые признаки весны. Воздух благоухал тягучей свежестью, которая витала в пространстве. Илья проглатывал комочки прохлады, и это приносило ему спокойствие. Рядом шел Федя, закадычный друг.

      – Я решил пойти учиться в институт, – поделился Кизименко.

      – Че, правда? И куда же? – поинтересовался приятель.

      – Ну, понимаешь, я понял, что систему не поменять выходками на улице. Нужно проникать внутрь и там устраивать кипиш, – растолковал он.

      – И как ты это сделаешь? – спросил Федя.

      – Пойду учиться на ФСБэшника, – просто ответил Илья.

      Его собеседник поперхнулся, закашлялся, как старик, попутно хватаясь то за сердце, то за живот:

      – На кого-кого?

      – Пойду учиться в погранинститут ФСБ. Как раз будет возможность развить агентуру, понять систему изнутри, из каких винтиков и механизмов она состоит, – предвидя реакцию товарища, еще раз объяснил Илья.

      – Слушай, да ты чекистом, сука, станешь, они тебе мозги промоют так, что ты через год уже станешь всех «праваков» ловить, – возмущался Федя.

      – Не буду, – коротко сказал Илья, а сам вдруг подумал, что, может, товарищ и прав, погружение в карательные структуры поменяет его мировоззрение коренным образом. Чем дольше человек находится в среде, тем больше она влияет на него, формируя иные взгляды и мысли. Это принцип любой системы.

      – Я выдержу, брат, мы еще повоюем с Путиным, не ссы, – как-то неуверенно произнес Кизименко и поднял глаза в синеватую скорлупу неба, на котором виднелись белые, как поролон, плотные тучи.

      Через два месяца Илья уже ехал в поезде в Хабаровск, там жила его тетка, но главное, что там же находился погранинститут ФСБ. Пять дней в пути. В тесном купе с ним сидели бабушка, которая проведывала дочку, проживающую под Питером, хмурый мужик с лицом спившегося нефтяника, а на четвертом месте постоянно менялись пассажиры.

      Илья