Три часа без войны. Максим Бутченко

потертость, след своего ДНК. На этих нарах перемешались толстые и худые, святые и грешники, виновные и оболганные, верующие и разуверившиеся – все и никто. Из ста восьмидесяти минут прошло тридцать пять.

      Глава 6

      Вдыхать воздух Невы можно бесконечно. Даже не вдыхать, наверное, это слишком просто. Он настолько густой и насыщенный, что – особенно осенними днями – его можно кушать, жадно загребая руками. Запихивать себе в рот, словно был голоден тысячу лет. Не обращать внимания на снующих прохожих. Стоять у синеватой плоти реки, видеть, как высокий острый шпиль Петропавловки пытается проткнуть небо. Илье исполнилось восемнадцать лет. Чего он хотел от волн, лезущих друг на друга. Не понимал. Просто смотрел на свинцовую с вмятинами водную гладь. Кизименко очень изменился. Из тихого и невзрачного мальчика превратился в бесшабашного бунтаря. Часто уходил из дома. Дрался, как заправский боец.

      – Ох, сынок, ты опять с кем-то бился, – поутру не раз говорила Ирина, глядя на распухшее лицо сына.

      – Не волнуйся, мама, это я упал с лестницы, – угрюмо отвечал он, садился за стол и с жадностью уплетал жареную картошку.

      – Ага, упал. Прям на чей-то кулак, – озабоченно повторяла Ирина, нежно поглаживая сына по плечу.

      Причина новых приключений Илюхи простая: он сошелся с Федькой. Они учились в параллельных классах, не сильно якшались, но однажды встретились в баре. Федя подошел к нему вместе с бритоголовыми парнями в серо-зеленых куртках и армейских черных бутсах.

      – Че, пацанчики, бухаем без толку, – с усмешкой проговорил он. – Нет бы делом заняться.

      – Каким делом, Федя? – спросил Илья, вспомнив его.

      – Движуха есть. Четкая до делов, а главное – со смыслом, – процедил он, присаживаясь за стол.

      – Какая это? – продолжил разговор Кизименко.

      – Ща погодь, чайку глотну, – ответил Федя и навис над стаканом с черной жидкостью.

      Музыка неистово гремела, словно владельцы бара решили узнать, сколько децибелов сможет выдержать человек. Иногда она затихала, но вскоре новая композиция раздирала воздушное пространство двумястами ударами в минуту.

      – Так вот, понима… – очередной аккорд песни об изменчивой женской любви поглотил сказанные слова.

      Ничего не было слышно. Федя просто открывал рот, и слова, казалось, застревали в его горле. Осознав комичность ситуации, собеседники перемигнулись, мол, давай выйдем на улицу. Через пару минут они уже шли в сторону старого города. Бритоголовые еще какое-то время шлепали рядом, а потом незаметно скрылись. Федя поведал, чем он занимается в последнее время.

      – Пойми, русские – самый униженный народ в России. Любой «чех» (так на сленге называют чеченцев) может задрочить всякого, даже крутого русского. Да любой черножопый сейчас имеет больше прав, чем мы. А знаешь, кто такие «чехи»? Они как клещ, который впился в страну. А потом еще больше расширился, проник всюду. Нельзя вот так оторвать Чечню, отделить ее от России. Чеченцы на всех уровнях – от власти до районных бизнесюков. Наша страна прогнила до