Кое-что о жизни в мире фантомных болей. Галина Глембоцкая

их предназначением было сгореть там?  «Для  транспортировки  тел с места складирования к печам рекомендуем легкие тележки на колесах и прилагаем их эскиз в соответствующем масштабе».  А каков масштаб Зизи? Сейчас она крошечная, размером с ладошку. Вот положу ее в  карман, поближе к сердцу,  и буду везде возить  с собой. С ней – хоть на край света. «Для загрузки тел в печь мы рекомендуем обыкновенные металлические вилы…».  Рекомендуют и рекомендуют! Вам еще воздастся за эти  рекомендации, – пригрозил Гилберт. – Найдется умник, который опробует их на вас – самих творцах…  Бедная Зизи… Еще ждет?  «Любви  всегда мы ждем  как чуда…», – прошептал кто-то в его голове.  Зизи, я хочу твоей любви, я иду к тебе! – закричал Гилберт. «Привяжи его»,– скомандовал резкий  чужой голос.

      Что было с ним потом, Гилберт до конца так и не вспомнил. В памяти остался нескончаемый гул, на фоне  которого в  сознании всплывали   отдельные  фразы, лица окружавших  его людей и  смутное понимание того, что в беспамятстве его держат насильно.

      Какое-то время  он безуспешно пытался вырваться из сна, в который  его погрузили, но потом смирился.  Ему хотелось забыть об ужасах, сопровождавших его последние месяцы  жизни.  Поэтому  он решил отправиться  туда –  в неведомое ему пространство,  в мир грез и неописуемой красоты, который  не уставал являть ему  образцы еще не познанного  им совершенства.  Огромное желание  единения  с этой огромной вселенной  составляло в этот момент квинтэссенцию его существа.

      Это длилось, казалось, вечность и, одновременно – мгновение.

      Но вот вновь какие-то  толчки и тряска  грубо вырвали его из мира  гармонии, совершенства и  красоты.  И он опять услышал голоса  людей.   Кажется, его куда-то везли. А затем – опять гул и вибрация, которая своей настырностью не давала ему вновь унестись  в тот мир, где совсем недавно ему было так легко и  хорошо.

      Наконец все это кончилось, гул прекратился, и его оставили в покое.

      2

      «Буйная тропическая растительность неповторима в

      своем разнообразии и пышности. Вот с мощным стволом мария-

      прета, за ней приземистый анчикильо, а там дальше – дикая айва

      и гуаяба с яркими плодами. Рядом тянется вверх стройный лапачо,

      возле него бросают тень три черных зонтика – три красавицы-

      сосны. Почти все деревья оплетены, связаны друг с другом

      лианами исипо, которые тянут во все стороны свои щупальцы и

      возводят на тропинках плетеные тыны. А внизу на земле –

      сказочное царство узорчастых папоротников амамбая и острых

      вееров осоки карагуата, зарослей тростника такуары и колючих

      кустов, а также живая стена вьюнков, которые оплетают

      изящные и гордые пальмы пиндо».

Альфредо Варела

      Стояла непривычная тишина, но просыпаться ему не хотелось.

      Он находился на границе сна и яви, и события  недавнего прошлого, сменяя друг друга, вновь начали свою нескончаемую круговерть в его затуманенном