Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное. Елена Айзенштейн

на сущую: завтра – седую!) <…> А теперь вижу: очень просто: кругловатый нос, улыбка, хохот, лепет, вилянье, и – главное – равнодушье. И – влюблен. Сразу. Всякий. От солдата до маститого писателя. Ибо – «ewig-weibeich»170.

      Но мне (материнство в любви) ведь то же – «ewig-weibeich»?

      Поняв – не жалко: ни молодости, ни всего того любовного. Ему я обязана – тремя четвертями написанного: не «их» любви, которойой не было, своей любви – к ним, которых – не было <…>»171. В октябре Марине Ивановне исполнится 45 лет. По-видимому, она ревнует Пастернака и к дочери Але172 и вообще находится с Алей в соперничестве, как молодая мать взрослой дочери. На ту же тему много в письмах к Тесковой, например, в письме от 28 декабря 1935 г.: «Если бы меня любил – скажем, по старой памяти – Борис Пастернак – Аля всегда была бы у него права, а я виновата: ибо ей 20 лет»173. 28 февраля 1936 года Цветаева размышляет о власти пола и безвластии души, о своей «чудовищной» обратной предрасположенности, думает о Рильке, о Пастернаке – о тех, с кем у нее была в жизни исключительно заочность174. Она убеждена, что только женщина-поэт могла бы предпочесть дружбу любви. Называет себя чудовищем, потому что у нее в цене мудрость, а не молодость.

      Полгода спустя годовщина пастернаковского приезда в Париж в рабочей тетради «Автобуса» отмечена записью, в которой Цветаева пишет о рождении вдохновения, о том, что иногда оно приходит по инерции; что она трудно пишет, потому что рассуждает о тех вещах, которых недостает в жизни. Молодость свою оплакивает, себя и то, что ее любили не те, и свои 44 года БЕЗ ЛЮБВИ, и даже Вере Буниной немножко завидует, потому что та поглощена любовью к великому человеку: «NB! <…> М.б. вдохновение и есть инерция? Самодеятельность> головы (ибо сердце в писательстве>, как ни странно, почти ни при чем самых „сердечных“ вещей, самых воплей сердца!) Во всех случаях кому-то спасибо. <…> (7 ^го июня 1936 г.)»175. Таким образом, поэма «Автобус» выросла еще и из неудовлетворенности поэтическим эхом, из женской обиды на нелюбовь. Дионисиево ухо Марины Цветаевой требовало другого «отзыва» на свой голос. Поэма «Автобус» – попытка восполнить отсутствующее в жизни понимание.

      Океана за окоем

      В 1925 году Пастернак писал Цветаевой о том, что природа становится историей, и ему бы хотелось быть историографом. Это должно было быть близко и понятно Цветаевой, которая в письме 1933 года к Вере Буниной написала, что в ней «вечно и страстно борются поэт и историк» (VII, 253). Вероятно, поэтому в черновиках «Автобуса» возникнет имя автора «Бедной Лизы» и великого историографа Карамзина: во время работы над отрывком «Каждый росток – что зеленый розан…»:

      Слухом – так узник не слышит птиц!

      Карамзин на газонах ниц!176

      Появление в таком контексте фамилии Карамзина могло быть связано с любовью к природе, с мыслью Пастернака, об историзме творчества:

170

вечное женское клеймо (нем.)

171

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 138—139 об.

172

О ревности в связи с Алиной красотой и молодостью – откровенное признание в письме А. Берг (VII, 488).

173

ЦТ, с. 281—282.

174

Мы против попыток некоторых авторов включить в анализ поэмы всякое упоминание слова «автобус» в текстах, не имеющих к поэме никакого отношения: Кацис Л. Ф. Анализ поэмы «Автобус», или Еще раз о Цветаевой, Пастернаке и Рильке. Стихия и разум в жизни и творчестве Марины Цветаевой. XII Международная научно-тематическая конференция (Москва, 9—11 октября 2004 г.). Сб. докладов. 2005. с. 205—217.

175

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 12—30 об.

176

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 11 об. Вариант: «Как Карамзин распростерся ниц!» Там же.