Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное. Елена Айзенштейн

за окоем»191.

      Тонкость пояса – черта, сближающая спутника с лирической героиней Цветаевой: «лезгинской», тонкой талией обладают Царь-Девица (1920) и Певица в неоконченной поэме 1935 года – это знак душевной чуткости, способности «сквозь иголочку» (III, 219) стиха пройти в Царство Небесное, библейский мотив, присутствующий у Б. Пастернака в «Волнах» («Второе рождение»):

      Он дальше шел. Он шел отселе,

      Как всякий шел. Он шел из мглы

      Удушливых ушей ущелья —

      Верблюдом сквозь ушко иглы.

      Из черновой тетради 1924 года в 1933 году Цветаева выписала строки: «Проливать воду в песок только потому, что она не фильтрована. А верблюд (араб) смотрит и умирает»192. Забыв первоначальный смысл, она прокомментировала их, как слова о Борисе Пастернаке, не отсылающем ей писем из-за неоконченности, и о себе: « (NB! то, что так часто делаю я сама, но из-за неполучения их ни один верблюд (араб) не умирает. Я никому не была нужна как вода»193. Запись перекликается с мотивами поэмы. Одухотворенный спутник оказывается толст сердцем. Лирическая героиня поэмы раздосадована доверчивостью, с какой вверилась спутнику, окруженному тенетами ее стихов. Она объясняет, что для нее является счастьем, что заставляет ее забыть себя, и это «двойной» ответ, как двойственна речь поэта. Вспоминается детство на Севере, пора «на четвереньках», когда счастьем было найти четырехлистник клевера:

      Счастье? Но это же там, – на Севере —

      Где-то – когда-то – простыл и след!

      Счастье? Его я искала в клевере,

      На четвереньках! четырех лет!

      Четырехлистником! В полной спорности —

      Три ли? четыре ли? Полтора?

      Счастье? Но им же – коровы кормятся

      И развлекается детвора

      Четвероногая, в жвачном обществе

      Двух челюстей, четырех копыт.

      Счастье? Да это ж – ногами топчется,

      А не воротами предстоит!

      Уподобление детворе и коровам не случайно. Поэты – вечные дети. Аполлон получил кифару от Гермеса в обмен на коров. Мотив стиха как четырехлистного клевера, древнейшей эмблемы единства и гармонии, звучал в стихотворении «Стихи растут как звезды и как розы…»: «Мы спим – и вот, сквозь каменные плиты / Небесный гость в четыре лепестка» (1918) (I, 418). В цветаевских рабочих тетрадях до сих пор можно найти засушенные на память листья. Четырехлистный листочек клевера Цветаева клала «на высушку в книжку»194 – образ из черновиков поэмы «Автобус», – метафора остановки прекрасного мгновения в тетради (гербарий души), сухом поэтическом отчете о прожитых мгновениях счастья, напоминающая мотив пушкинского «Цветка». В поэме речь идет не вообще о счастье, а о счастье поэтов. По словам спутника, изменившего своему детству, счастье не может быть воротами, на которые он смотрит с недоумением. Безусловна связь этих ворот с воротами, у которых расстаются Молодец и Маруся, с дверью с ржавым замком «Красного бычка» и другими символами, воплощающими

191

Иначе комментирует белый цвет О. Г. Ревзина: «В центральной части поэмы лишь белый цвет спутника свидетельствует о его противопоставленности „цветному“ миру природы». БЦ, с. 234. В ее работе отмечена «кинематографичность» (кадровость) поэмы, а ведущим приемом «думания» назван прием паронимической аттракции. БЦ, с. 226. Трудно, впрочем, согласиться с финальными выводами статьи Ревзиной о выключенности спутника из природного мира. В трактовке Ревзиной спутник мыслится обобщенно, но для Цветаевой это был все-таки конкретный личностный тип – спутник-поэт.

192

СВТ, с. 319.

193

Там же.

194

РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 27.