Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное. Елена Айзенштейн

зубочистки, равно как ирония по отношению к «гастрономам», в поэме восходит, очевидно, и к Манилову в гоголевских «Мертвым душам». Как известно, Пушкин подарил Гоголю сюжет поэмы а Цветаева фактически пишет свою поэму по сюжету, подсказанному книгой Пастернака. Тему лирического пространства «Автобуса» усугубляет упоминание сна при описании встающего на пути колодца:

      Потом была колода —

      Колодца. Басня – та:

      Поток воды холодной

      Колодезной – у рта —

      И мимо. Было мало

      Ей рта, как моря – мне,

      И всё не попадала

      Вода – как в странном сне,

      Как бы из вскрытой жилы

      Хлеща на влажный зём,

      И мимо проходила

      Вода – как жизни – сон…

      Колода – домовинка из цельного отрубка, любимая, по старым обычаям, раскольниками. Старовером видит себя лирическая героиня, живущая, как и в коктебельской молодости, по законам Души. Пастернака в своей жизни Цветаева воспринимала колодцем, в который можно бросить слово «и не слышать дна»196. В поэме колодец – «Друг», заглавная буква подчеркивает его одушевленность; колодезная вода льется, как будто кровь из вскрытой жилы, как «жизни сон», и это уподобление заставляет узнать неиссякаемый кастальский ток поэзии. Лирическая героиня словно забывает про спутника-поэта, говорит с Другом-колодцем, ощущая в нем гигантскую силу лирической стихии:

      И, отеревши щеки,

      Колодцу: – Знаю, Друг,

      Что сильные потоки —

      Сверх рта и мимо рук

      Идут!

      Творческое негодование

      Поэма «Автобус» замещает ВДВОЕМ, которого Цветаевой не хватало в жизни, но вдвоем почти не получается, потому что лирический мотив сменяют ирония и даже сарказм; радостной, восторженной интонации цветаевского голоса приходит на смену раздражение:

      И какое-то дерево облаком целым —

      – Сновиденный, на нас устремило обвал…

      – Как цветная капуста под соусом белым! —

      Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.

      Вариант этих строк в тетради:

      И какое-то дерево веером целым

      _{Распахнулось} / ^{Наклонилось} как белый и целый обвал197, —

      навевает тему Востока и Японии и напоминает строки ахматовского стихотворения из первого сборника «Вечер»: «Ива по небу распластала / Веер сквозной», которые Цветаева цитирует в письме 1912 года. Образ веера как символа природной красоты, щедрости и гармонического единства встретится в одном из последних переводов Цветаевой в мае—июне 1941 года, возможно, как невольное воспоминание об Ахматовой, поскольку в июне Цветаева встречалась с ней, – в переводе стихотворения «Пейзаж» Гарсиа Лорки: «Масличная равнина / Распахивает веер» (II, 385).

      Вишневое дерево в поэме «Автобус» – из пастернаковского посвящения Цветаевой:

      Мне все равно, чей разговор

      Ловлю, плывущий ниоткуда.

      Любая

196

ЦП, с. 339.

197

РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 82 об.