Уроки милосердия. Джоди Пиколт

перевесить другое?

      Джозеф останавливается.

      – Это вы мне скажите, – отвечает он.

      Его слова словно обжигают, мой шрам начинает гореть.

      – Почему вы никогда не спрашиваете, как это произошло? – не подумав, говорю я.

      – Что «это»?

      Я обвожу рукой лицо.

      – Ах, это! Как-то давным-давно мне сказали, что история сама себя расскажет, когда время придет. Я решил, что время еще не настало.

      Странная мысль: то, что со мной произошло, – не моя история, а нечто существующее совершенно обособленно от меня. Неужели вся моя проблема в том, что я не способна отделить одно от другого?

      – Автомобильная авария, – говорю я.

      Джозеф кивает, ожидая продолжения.

      – И пострадала не я одна, – удается выдавить мне, хотя слова душат.

      – Но вы выжили. – Он нежно касается моего плеча. – Может быть, только это и имеет значение.

      Я качаю головой.

      – Хотелось бы мне в это верить.

      Джозеф смотрит на меня.

      – Разве не всем нам этого хочется? – говорит он.

      На следующий день Джозеф не приходит в булочную. И еще через день его тоже нет. Я прихожу к единственно возможному выводу: Джозеф без сознания лежит в своей кровати. Или того хуже.

      За все годы моей работы в «Хлебе нашем насущном» я ни разу не оставляла булочную на ночь без присмотра. Мои вечера расписаны с военной точностью: я почти два километра прохожу по кухне до той минуты, когда разделяю тесто и формирую из него сотни буханок, пока они подходят и готовы выпекаться в разогретой духовке. Сама булочная становится живым, дышащим организмом. Каждый стол – новым партнером, ожидающим своей очереди потанцевать. Собьешься во времени – и будешь стоять одна в окружающем хаосе. Я ловлю себя на том, что начинаю спешить, пытаясь сделать то же количество работы за меньший отрезок времени. И понимаю: от меня будет мало толку, пока я не навещу Джозефа и не удостоверюсь, что он дышит.

      Я еду к нему, вижу свет в кухне. Ева тут же заливается лаем. Джозеф открывает дверь.

      – Сейдж! – удивленно восклицает он. Громко чихает и вытирает нос белым носовым платком. – Что случилось?

      – Вы простыли, – констатирую я очевидное.

      – Вы проделали весь этот путь, чтобы сообщить мне то, что я и так уже знаю?

      – Нет. Я подумала… я хотела вас проведать… вас два дня не было видно.

      – Апчхи! Как видите, я в состоянии самостоятельно стоять. – Он жестом приглашает меня в дом. – Зайдете?

      – Не могу, – отвечаю я. – Мне на работу пора. – Но я не двигаюсь с места. – Я волновалась, когда вы не пришли в булочную.

      Он молчит, раздумывая. Его рука лежит на ручке двери.

      – Значит, вы приехали, чтобы убедиться, что я еще жив?

      – Я приехала навестить друга.

      – Друга… – повторяет Джозеф радостно. – Значит, мы теперь друзья?

      Двадцатипятилетняя уродина и девяностолетний старик? Полагаю, бывают и более необычные парочки.

      – Я польщен, – официальным тоном произносит Джозеф. – Увидимся завтра, Сейдж. А теперь вам пора на работу, чтобы