Касторка. Геннадий Ерофеев

очками в золочёной оправе Лаврентьев и указал на одну из дверей: – Топай в ванную!

      – А цирюльник где? – с деланным равнодушием поинтересовался Ольгерт.

      – Ха-ха, – потешаясь, хохотнул Эдуард. – Не так мандражируешь перед «дуршлагом», как боишься, что тебе обреют твой давно не мытый волосатый череп?.. Когда ты в последний раз осквернил эти стерильные стены своим хамоватым присутствием?

      – Примерно год назад.

      Лаврентьев самодовольно ухмыльнулся.

      – Уже полгода обходимся без парикмахера. Аппаратура новая, поэтому твой полупустой калганчик обривать не нужно. Да я тебя, пуделёк нестриженный, и сам могу наголо обрить, если что!

      – Ну ты и садист!

      – Ты тоже в издевательствах далеко не девственник. Клизму сам сделаешь или лаборантку звать?

      – Попробую справиться сам. А вот спинеус мне потереть пришли девицу. Только брюнетку не присылай, лады?

      – Перебьёшься. Советую купить электроспинотёр. Видел вчера в магазине. Машина – зверь. И цена не кусается – всего четыре тысячи шестьсот рублей. Правда, это без мочалки.

      Эдуард исчез в «операционной», а Ольгерт заперся в большой ванной комнате, где имелся также унитаз. Здесь было приготовлено свежее белье его размера и роста, стопка полотенец и прочие туалетные принадлежности.

      Ольгерт поставил себе клизму, опорожнил мочевой пузырь и кишечник, принял душ и, напялив чистые плавки и стерильные сандалии, прошествовал в «операционную».

      Во вместительной комнате, разделённой надвое прозрачной перегородкой, за которой хлопотали безликие техники в белых халатах, было полутемно. Эдуард предложил Ольгерту лечь на ковшеобразное ложе, стоявшее боком к перегородке. Стену напротив украшали хитрые часы в белом корпусе, имевшие фосфоресцирующий циферблат, разбитый на сорок восемь делений, каждое из которых соответствовало одному часу.

      Ольгерт нарочито шумно устроился на ложе, и действо началось.

      Смазливая ассистентка подала Лаврентьеву тяжеленный, весь в дырочках, клеммах и пупырышках, шлем. Это и был «дуршлаг». Эдуард занялся подключением к устройству проводов и кабелей, затем осторожно напялил шутовской колпак на многострадальную голову Исполнителя.

      – Телефонную оснастку обмотать вокруг шеи, подсоединить к члену, и тогда фарфаркумоль достигнет рубадабдуду, – подмигнув коновалу, процитировал Ольгерт Энтони Бёрджеса.

      Пока белохалатный коновал Лаврентьев возился с «дуршлагом», полногрудая девица старательно обклеивала все остальные, не закрытые шлемом участки тела Васильева целым ворохом датчиков с длинными вермишелинами разноцветных проводов, оканчивающихся блестящими разъёмами. К удивлению и разочарованию Ольгерта, к пенису и тестикулам никакой оснастки не приклеили.

      Он уже умиротворился и, как и полагается в подобных случаях, настроился заснуть. И был близок к этому, когда над ним прозвучал одобрительный возглас Лаврентьева:

      – Хорошо расслабляешься,