Зона интересов. Мартин Эмис

слушайте никого, госпожа Долль. Внемлите нашему поэту. «Воздержись, воздержись, воздержись. Вот она, вечная песнь».

      – Я обнаружила, что это немного помогает, – сказала она. – От запаха.

      Последнее слово еще слетало с кончика ее языка, когда мы услышали нечто, нечто принесенное ветром… Беспомощный, дрожащий аккорд, фуговое созвучие человеческого ужаса и смятения. Мы замерли, нам казалось, что глаза наши разбухают. Я чувствовал, как мое тело сжимается, готовясь к удару еще более сильному. Затем наступила пронзительная тишина, зудевшая в ушах, точно комар, а за ней, полминуты спустя, неуверенный, неровный всплеск скрипичной музыки.

      Казалось, все слова на свете существовать перестали. Мы курили, беззвучно вдыхая дым.

      Ханна засунула два окурка в пустой пакетик из-под семян и спрятала его на дне лишенной крышки резиновой бочки.

      – Ваше любимое сладкое?

      – Э-э, манная каша, – ответил я.

      – Манная? Манная каша ужасна. А как насчет пропитанного вином бисквита со сливками?

      – У него имеются свои достоинства.

      – Что бы вы предпочли, слепоту или глухоту?

      – Слепоту, Полетт, – сказал я.

      – Слепоту? Слепота гораздо хуже. Глухоту!

      – Слепоту, Сибил, – повторил я. – Слепых людей все жалеют. А глухих не переносят.

      Должен сказать, с девочками я поладил совсем неплохо, и по двум причинам: подарил им несколько пакетиков французских конфет и, что более существенно, скрыл удивление, когда услышал от них, что они близнецы. Неидентичные – Сибил и Полетт были просто родившимися одновременно сестрами, не обладавшими даже отдаленным родственным сходством: Сибил пошла в мать, а Полетт, бывшая на несколько дюймов ниже, уже исполняла мрачное обещание, данное ее именем[7].

      – Что это был за страшный звук, мама? – спросила Полетт.

      – О, просто какие-то люди валяли дурака. Притворились, что сейчас Вальпургиева ночь, и пытались напугать друг друга.

      – Мам, а почему, если я не почищу зубы, папа всегда это знает? – спросила Сибил.

      – Что?

      – Он всегда прав. Я спросила у него почему, а он говорит: «Папа знает все». Но откуда он все знает?

      – Он просто поддразнивал тебя. Гумилия, сегодня пятница, наполните для девочек ванну.

      – Ой, мам. Можно мы поиграем с Богданом, Торкулем и Довом? Десять минут.

      – Пять. Пожелайте господину Томсену спокойной ночи.

      Богдан был поляком-садовником (старым, высоким и, разумеется, очень худым), Торкуль – ручной черепахой, а Дов, сколько я понял, подростком, помогавшим Богдану. Скоро я увидел их под ветвями ивы – сидящих на корточках близнецов, Богдана, еще одну помощницу (местную девочку, Брониславу), Дова и крошечную Гумилию, Свидетельницу…

      Мы смотрели на них, Ханна сказала:

      – Он был профессором зоологии, Богдан. В Кракове. Подумать только. Жил там. А теперь он здесь.

      – Мм. Госпожа Долль, часто ли вы бываете в Старом Городе?

      – О,

7

Полетт означает «скромная, маленькая».