Зона интересов. Мартин Эмис

неудачная, как видите. Однако «Голо» прилипло ко мне. Наши промахи преследуют нас всю жизнь, вы не находите?

      – Чем могу быть полезна, господин Томсен?

      – Госпожа Долль, у меня довольно срочные новости для Коменданта.

      – О?

      – Я не хочу быть мелодраматичным, однако в Рейхсканцелярии принято решение по вопросу, который, как мне известно, в высшей степени интересует его.

      Она продолжала смотреть на меня, явно пытаясь составить мнение на мой счет.

      – Я вас уже видела, – сказала она. – Запомнила, потому что на вас не было мундира. Вы его когда-нибудь носите? Чем вы, собственно, занимаетесь?

      – Офицер связи, – с коротким поклоном ответил я.

      – Если это важно, вам, наверное, лучше подождать мужа. Я не знаю, где он. – Ханна пожала плечами. – Не желаете лимонада?

      – Нет – не хочу доставлять вам лишние хлопоты.

      – Какие же тут хлопоты? Гумилия!

      Теперь мы стояли в розовом свете гостиной: госпожа Долль спиной к камину, господин Томсен перед центральным окном, из которого открывался вид на вереницу дозорных вышек и Старый Город – на среднем плане.

      – Очаровательно. Просто очаровательно. А скажите, – с покаянной улыбкой спросил я, – вы умеете хранить секреты?

      Взгляд ее посуровел. Сейчас, видя Ханну вблизи, я обнаружил в ней черты более южные, может быть даже романские; да и глаза у нее были непатриотичными, темно-карими, цвета влажного жженого сахара и с каким-то густым блеском. Она сказала:

      – Я умею хранить секреты. Когда хочу.

      – Это хорошо. Дело в том, – сказал я, принимаясь врать напропалую, – дело в том, что меня очень интересует внутреннее убранство домов – их меблировка, общий рисунок. Вы ведь понимаете, почему мне не хочется, чтобы это стало известным. Увлечение не очень мужское.

      – Нет, полагаю, не очень.

      – Мраморные подоконники – это была ваша идея?

      Замысел мой состоял в том, чтобы увлечь ее, заставить двигаться. И теперь Ханна Долль говорила, жестикулировала, переходила от окна к окну, а я получил возможность получше ее разглядеть. Да, эту женщину создавали с колоссальным размахом: в ней прочитывалась мощная гармония различных эстетических начал. А голова Ханны – с широким ртом, крепкими зубами и челюстями, гладкими (завершающая деталь) щеками – напоминала булаву, но соразмерную, расширявшуюся кверху. Я спросил:

      – А застекленная веранда?

      – Ну, либо такая, либо…

      В незакрытую дверь вошла Гумилия с подносом, на котором стоял каменный кувшин и две тарелки с печеньями и пирожными.

      – Спасибо, Гумилия, дорогая.

      Когда мы снова остались одни, я мягко спросил:

      – Ваша служанка, госпожа Долль. Она случайно не из Свидетелей?[4]

      Ханна молчала, пока некие домашние звуки, мной не уловленные, не затихли, позволив ей ответить – не шепотом, но близко к тому:

      – Из них. Я их не понимаю. У нее лицо благочестивой женщины, вы не находите?

      – Да,

4

Подразумеваются Свидетели Иеговы.