Больше, чем это. Патрик Несс

до улицы, ведущей к центру. Если не считать огромного провала посередине, в котором кустится целая роща сорняков, все так же, как и везде. Покрытые слоем пыли машины на ободах, облупившиеся дома и никаких признаков жизни.

      Он останавливается на краю ямы. Похоже, где-то прорвало трубу и подмыло асфальт, как иногда показывают в новостях; там еще обычно вокруг вертолеты с журналистами и долгие паузы в эфире.

      Покореженных машин в провале нет, и на краю тоже, так что, видимо, все обрушилось уже после того, как в городе прекратилось движение.

      «А что, если оно и не начиналось? Что, если этого места вообще не существовало, пока я…»

      – Хватит! – обрывает он себя. – Ну-ка, прекрати!

      «Как-то подозрительно много здесь растительности», – мелькает неожиданная мысль. Все эти сорняки и непонятная трава, прущая из всех щелей, как, например, здесь, в этой огромной дыре.

      Тогда получается, здесь могут быть и…

      Не успев додумать слово «звери», он замечает лису.

      Она застыла там, на дне, притаившись в зарослях, и удивленно поблескивает глазами из темноты.

      Лиса.

      Настоящая, живая лиса.

      Она моргает настороженно, но пока без испуга.

      – Что за фигня? – шепчет Сет.

      С едва слышным тявканьем через спину лисы неуклюже перебираются три лисенка – и тоже замирают при виде стоящего над ними Сета.

      Они смотрят, готовые в любую секунду сорваться с места, и ждут, что он сделает дальше. Этого Сет и сам не знает. Глазеет на рыжие морды и блестящие глаза. Пытается прочесть в них, что все это значит.

      Наконец, вечность спустя, он отодвигается от провала, но лиса с детенышами продолжают смотреть ему вслед.

      «Лисы, – думает он, шагая по улице. – Настоящие лисы».

      Возникшие точь-в-точь тогда, когда у него мелькнула мысль о зверях.

      Словно он сам их придумал.

      Он спешит к Хай-стрит, все так же набычившись и ссутулившись, еще более подозрительно поглядывая по сторонам. Такое ощущение, что в любой миг кто-то выскочит из кустов, зарослей на газоне или трещин в мостовой.

      Но ничего не происходит.

      Силы снова утекают быстро, слишком быстро – добравшись до пешеходной Хай-стрит, Сет валится на ближайшую скамейку, тяжело дыша после короткого подъема в горку.

      Его берет досада и злость. Три года состоял в школьной легкоатлетической команде, унаследовав любовь к бегу по пересеченной местности от матери (общее хобби почему-то не сблизило их, а скорее наоборот). Да, предположим, звездой команды он не был, школа Босуэлл-Хай часто плелась в хвосте, но все-таки… Не настолько же, чтобы выдохнуться за несчастные пять минут ходьбы.

      Он вертит головой. Хай-стрит – это на самом деле просто длинная узкая площадь, перегороженная с обоих торцов рядом металлических столбиков. Когда мама водила их сюда с Оуэном, на каждом шагу продавались засахаренный миндаль и попкорн, свечи ручной работы и браслеты, якобы помогающие от артрита, часы с этническим орнаментом и картины, которые даже карапузу Оуэну казались уродскими.

      Теперь