Больше, чем это. Патрик Несс

предложил Сет с полным ртом хлопьев.

      – Что спросить? – полюбопытствовал входящий Оуэн.

      Вот и он. Братик. Со взъерошенными после сна волосами он выглядит гораздо младше своих двенадцати, над губой красные «усы» от «Кул-Эйда», на подбородке крошки от завтрака, на ногах джинсы, а вместо футболки – верх от пижамы с Коржиком из «Улицы Сезам», из которой он уже пять лет как вырос во всех смыслах.

      Оуэн. Вечный неряха и раздолбай.

      Но мама при виде его сразу расцвела и почти повеселела:

      – Ничего, солнышко. Иди умойся и надень чистую рубашку. Мы почти собрались.

      – Я дошел до восемьдесят второго уровня! – возвестил Оуэн, сияя.

      – Замечательно, дорогой. А теперь поторопись. Иначе опоздаем.

      – Хорошо!

      Одарив ослепительной улыбкой Сета и отца, Оуэн вышел. Мама поедала его глазами, словно шоколадное пирожное.

      Когда она повернулась, лицо ее озарял такой теплый свет, что Сет с отцом невольно засмотрелись. Возникла неловкая пауза; наконец мама не выдержала и едва заметно смутилась:

      – Давай быстрее, Сет. Иначе и в самом деле опоздаем.

      Она ушла. Сет так и стоял с пригоршней хлопьев, пока отец не принялся молча пилить несчастную раму. Знакомое желание убраться куда подальше распирало изнутри, такое сильное и осязаемое, что, казалось, загляни – увидишь.

      «Еще год, – подумал он. – Всего лишь год продержаться».

      Впереди последний, выпускной, класс, а потом в университет – (возможно, если повезет) в один с Гудмундом и, наверное, Моникой. На самом деле неважно куда, лишь бы подальше от этого болота на юго-западе штата Вашингтон.

      Подальше от этих чужаков, называющих себя родителями.

      Но потом он вспомнил, что есть отдушины и поближе к дому. «Час кларнета. И целые выходные свободы». Мысль отозвалась неожиданной злостью. И тут же почему-то расхотелось есть.

      10

      Сет просыпается на красной кушетке – той, которая побольше, – и снова не сразу стряхивает с себя…

      Нет, это не может быть просто сон.

      Да, на сей раз он спал, но все равно, слишком все было живо, слишком отчетливо. Никакой зыбкости, никаких внезапных перемещений, неспособности ворочать языком, никаких провалов во времени или логике.

      Он был там. Прямо там. Снова. Проживал заново.

      Он помнит то утро так ясно, словно только что посмотрел всю сцену по телевизору. Было лето, несколько месяцев до похищения Младенца Иисуса, Сет как раз тогда устроился на первую свою подработку – официантом в местном стейкхаусе. Родители Гудмунда улетели в Калифорнию по делам, оставив сына присматривать за домом, который выходил прямо на холодный, рокочущий вашингтонский океан. Эйч и Моника тоже заваливались в гости, и они тупо пинали балду вчетвером – хлебали забытое Гудмундовым отцом пиво, трепались о всяком-разном и закатывались хохотом на любой пустяк.

      Суперское было время. Просто сказка, как и все то лето перед выпускным классом, когда невозможное казалось возможным,