Утешительная партия игры в петанк. Анна Гавальда

она виляла хвостом, когда ее гладишь по голове.

      Кажется, я уже люблю этого пса…

      – Ты чего там, дуешься?

      Из-за своих наушников она спросила так громко, что шедшая рядом с нами по переходу дама обернулась.

      Матильда вздохнула, на секунду закрыла глаза, снова вздохнула, вынула левый наушник и засунула мне его в правое ухо:

      – Так и быть… Поставлю-ка тебе что-нибудь по возрасту, это тебя подбодрит…

      И вот, среди шума нескончаемого потока машин, на другом конце короткого проводочка, соединяющего меня с таким далеким детством – несколько гитарных аккордов.

      Несколько нот и безупречный, хрипловатый и слегка тягучий голос Леонарда Коэна.

      Suzanne takes you down

      To her place near the river.

      You can hear the boats go by,

      You can spend the night beside her

      And you know that she's half crazy…[3]

      – Ну как?

      But that's why you want to be there.[4]

      Я потряс головой, словно капризный мальчишка.

      – Супер.

      Она была довольна.

      До весны было еще далеко, но солнце уже понемногу пригревало, лениво потягиваясь и скользя по куполу Пантеона. Моя-дочь-которая-была-мне-не-дочь-но-все-же-и-дочь-тоже взяла меня за руку, чтобы было удобнее слушать вместе, и мы шагали с ней по Парижу, самому прекрасному городу в мире, в чем я окончательно убедился, когда покинул его.

      Мы шли по моему любимому кварталу, оставив за спиной Великих Людей,[5] – мы, двое простых, ничем не примечательных смертных, затерявшиеся в спокойной толпе парижского уикэнда. Умиротворенные, расслабленные, шагающие в одном ритме – ведь «он коснулся наших тел своей душой».[6]

      – С ума сойти, – тряхнул я головой, – неужели это кто-то еще слушает?

      – А как же…

      – Мне кажется, я напевал ее на этой же улице лет тридцать назад… Видишь, там магазинчик…

      Я кивнул головой в сторону «Дюбуа», художественного салона на улице Суффло.

      – Если б ты знала, сколько часов я провел у этой витрины, пуская слюни… Мне хотелось купить здесь все. Все. Бумагу, кисти, тюбики Rembrandt… Однажды я даже видел, как оттуда выходил Жан Пруве. Ты представляешь, Жан Пруве! Так вот, в то время я уже наверняка ходил вразвалочку и мурлыкал, что «Иисус был моряком» и тому подобное, это точно… Пруве… подумать только…

      – Кто это?

      – Пруве? Гений. Не просто гений, он… Провидец… Мастер… Фантастический человек… Я тебе покажу, о нем столько всего написано… Но это потом… А что до нашего с тобой приятеля… Больше всего мне нравился его Famous Blue Raincoat.[7] У тебя есть?

      – Нет.

      – Господи! И чему вас только в школе учат? Я ей бредил, этой песней! Бредил! Кажется, даже кассету испортил, из-за того что без конца перематывал…

      – И что же в ней было такого выдающегося?

      – Уф, даже и не знаю… Надо бы послушать ее сейчас, насколько помню, она была про парня, который пишет одному своему старому другу… Тот когда-то увел у него жену, и он говорит ему, что, кажется, простил… Что-то там еще было про прядь волос и мне… да

3Сьюзан вниз тебя ведетК себе, а там река течет.Слышишь, лодки проплывают,Хочешь с ней остаться,Пусть и знаешь, что безумна…

(слова из песни канадского поэта и певца Леонарда Коэна «Сьюзан»)

4

Потому ты здесь и хочешь быть.

5

Имеются в виду могилы великих французов в Пантеоне.

6

For he's touched our perfect bodies with his mind.

Перефразировка последней строки каждого куплета песни Леонарда Коэна «Сьюзан».

7

«Знаменитый синий плащ».