Утешительная партия игры в петанк. Анна Гавальда

уставшая, приговоренная к заточению или, быть может, заколдованная… Он крался на цыпочках, сдерживал дыхание, пробирался в комнату друга, балансируя на половицах и стараясь не оступаться.

      Коридор представлялся ему подвесным мостом через пропасть с крокодилами.

      Он приходил к Алексису много раз, и эта закрытая дверь всегда его завораживала.

      Он даже подумывал, не умерла ли она на самом деле. Может, Алексис его обманывает… и вообще живет один и ест одни пирожные…

      А может, она похожа на какую-нибудь статую из их учебника по истории?

      Или накрыта дерюгой, из-под которой торчат только ее ноги?

      Однако, вряд ли, потому что на кухонном столе всегда беспорядок… Чашки с недопитым кофе, наполовину заполненные кроссворды, заколка для волос с застрявшими в ней волосами, апельсиновые шкурки, разорванные конверты, крошки…

      Шарль смотрел, как Алексис все это убирал, как ни в чем не бывало вытряхивал мамины пепельницы, складывал ее свитера.

      В такие моменты его друг превращался в другого человека, совсем не похожего на того, которого несколько часов назад учительница отправляла в угол, и это было…

      Это было странно. Даже лицо его менялось. Он весь выпрямлялся и, хмурясь, считал выкуренные сигареты.

      В тот день, например, покачал головой и сказал громко, нарушая тишину:

      – Фу… гадость какая.

      Три окурка были утоплены в едва начатом йогурте.

      – Хочешь посмотреть, – он был смущен, – у меня новый стеклянный шарик… Большущий… Он в моей комнате на ночном столике…

      Шарль снял ботинки и отправился в поход.

      Ого… Дверь нараспашку… По дороге туда он взгляд отвел, но на обратном пути не удержался и заглянул.

      Одеяло сползло, и были видны ее плечи. И даже половина спины. Он застыл на месте. Кожа у нее была такая белая, а волосы – такие длинные…

      Он должен был уйти, должен, да он и собирался уйти, но тут она открыла глаза.

      Какая же она красивая… Как на картинках в катехизисе… Тихая и неподвижная, и вся словно светится.

      – Эй… Привет… – сказала она, приподнимаясь и засовывая руку под голову.

      – Ты Шарль, да? Он ничего не мог ей ответить, потому что увидел кончик ее… В общем, сись…

      Не смог ответить и убежал.

      – Ты что, уже уходишь?

      – Да, – пробормотал Шарль, сражаясь с непослушным язычком ботинка, – уроки надо делать.

      – Эй! – закричал Алексис, – но завтра ведь сре…[60]

      Дверь уже захлопнулась.

      2

      Забудем эту историю об украденном, нарушенном покое. Слишком громко сказано, вот и верится с трудом. Конечно же, Шарль, оказавшись на улице, присел на корточки, как следует надел ботинок, обернул большую петельку вокруг маленькой и уверенно зашагал вперед.

      Конечно.

      Сейчас он улыбался, вспоминая об этом. Тоже мне, Дева Мария…

      Посмеивался над тогдашним мальчуганом, просветленным и вкусившим благодати, но в то же время смущенным. Да, он был смущен. Ведь жил, окруженный девчонками, но и подумать

60

Среда – выходной день в школе.