Саломея, или Приключения, почерпнутые из моря житейского. Александр Вельтман

на половине дороги!.. Как занят?

      – Занят-с.

      – Как занят! Ах, дурак! что ж это он здесь делал? он, верно, занял в другой гостинице.

      – Третий номер свободен-с, прекрасный номер! три комнаты-с, мебель красного дерева, фортепьяны, все есть-с, все принадлежности, как следует, сейчас только очистился.

      – Три комнаты! какие-нибудь скверные! Экое животное! Ну, веди!.. Что за гадкие коридоры! тьма кромешная! Это ни на что не похоже! то ли дело в Париже.

      – В Париже-с? Помилуйте, что Париж! Уж лучше нашей гостиницы в целом городе нет.

      – Я ничего не вижу!

      – Пожалуйте, пожалуйте сюда.

      – Ну, что тут такое?… Это-то? Фу! да покури, братец, скорее! Кто тут стоял?

      – Только что сегодня изволил уехать один сочинитель из Петербурга.

      – Сочинитель? Именно какими-то сочинениями пахнет! Покури, да не какой-нибудь смолкой, а по крайней мере лавандом… Да чаю, чаю скорей!.. Один из вас, порасторопнее, чтоб здесь дежурил, покуда мои люди приедут! Да есть ли тут сарай хороший, поставить коляску, а?

      – Как же-с, сколько угодно.

      – Ну, чаю!

      – В повозке есть вещи-с?

      – Какие вещи? вещи в экипаже. Да! кажется чемодан положили со мной. Внести его! Адрес-календарь есть?

      – Есть-с.

      – Принеси! тебя как зовут?

      – Иваном-с.

      – А тебя?

      – Алексеем.

      – Так ты, Иван, ступай за календарем, а ты за чаем, да живо! Лентяям ничего, кроме простого туза, не даю; а кто услужит мне тому червонный, слышите?

      – Будем довольны-с! Кому ж и угождать, как не доброму барину.

      – То-то же!.. А! Чемодан; хорошо! Поставь его, да осторожнее, не перемни у меня там. Тебя как зовут?

      – Петром-с.

      – Петр, спроси бутылку лучшей мадеры! скорей!

      Петр бросился за мадерой; а между тем Дмитрицкий раскинулся на диване и стал зевать, как изнеженный помещик, с дороги. Приказания его живо были исполнены. Алексей принес, с вывертами, на подносе аплике, чайник, сливочник и чашки – пестрый фарфор рококо с позолотой, в корзинке сухари, на блюдечке сахар. Иван прибежал с адрес-календарем, а Петр с бутылкой мадеры.

      – Первый номер мадера?

      – Самая старая-с.

      Дмитрицкий налил стакан, выпил залпом и потом плюнул.

      – Дрянь!

      – Самая лучшая-с!

      – Самая лучшая! почем бутылка?

      – Пять рублей-с.

      – Ну, может ли быть здесь настоящая мадера в пять рублей, когда она и на острове Мадере дороже пяти рублей. Скажи хозяину, что я мадеру пью настоящую и чтоб он достал мне самой лучшей, хоть по червонцу бутылку. Слышишь? Возьмите эту себе. Теперь ступайте все вон, я отдохнуть хочу.

      – Позвольте узнать чин и фамилию, да подорожную надо записать в книгу-с.

      – Успеешь! приедет мой камердинер с экипажем, так спросишь у него; ну, марш!

      – Черт знает, я без чаю похудел в эти три дня, – сказал Дмитрицкий, принявшись пить чай. – Надо отыскать какого-нибудь знакомого… Черт знает, сколько в календаре фамилий! Ну, как