Скелет за шкафом. Парижский паркур (сборник). Юлия Кузнецова

на кафедру в МГУ, а не в институт, где преподает ее отец?

      – Он сам отправил. Во-первых, в его институте больше внимания практике уделяется. А он хотел, чтобы Анжела и теорию знала в совершенстве. Так, как ее в МГУ дают.

      Ботаник достал из пакета упаковку картофельных долек и баночку с соусом и продолжил:

      – А во-вторых, он же учился с Лилией Леонтьевной на одном курсе. Вроде как доверяет ей обучение своей дочери.

      – Везет Анжеле, – сказала я со вздохом, – ее выбор совпадает с выбором отца. А мой папа против того, чтобы я рисовала комиксы.

      Я отпила «Фанты» и снова принялась за курицу.

      – Зато ты фундаментальное образование получишь, – подтвердил Ботаник, дергая в разные стороны краешек упаковки с картофелем, – МГУ – это МГУ.

      Он с усилием рванул упаковку, и картофельные дольки рассыпались по ступенькам. М-да, а я уж решила, что Ботаник окончательно изменился! Сразу вспомнила, как в Звенигороде он мешал сахар в кофе сосиской.

      – Угощайся из моей пачки, – предложила я, – мою они не стали запечатывать.

      Некоторое время мы молча хрустели жареным картофелем, не забывая окунать его в пачку с соусом, который Ботаник умудрился вскрыть аккуратно.

      – А к Анжелке тебя Лилия направила? – спросил он неожиданно.

      – Нет, – я замялась, – не совсем она. Ее коллега. Анна Семеновна Розенталь-Шпигель.

      – Я ее знаю! Она ведет английский на подготовительных курсах филологического факультета, куда я буду поступать. А почему она сама с тобой не занимается? Все-таки поручать подготовку к поступлению в МГУ пятикурснице, пусть даже такой умной, как Анжелка, это как-то… непрофессионально.

      Я пожала плечами и принялась со свистом втягивать через трубочку «Фанту».

      Какие хорошие у них трубочки, толстенькие и плотные. Свисти через них, сколько влезет.

      Когда я закончила свое супермегаважное занятие и подняла глаза, Ботаник все еще сверлил меня взглядом.

      – Я не могу тебе сказать, – честно ответила я.

      – Почему?

      – Они твои родственники.

      – И что?

      – Ты будешь на их стороне.

      – Их стороне? Ты что-то расследуешь? В таком случае, Гайка, я всегда буду на стороне того, кто ищет преступника, а не кто им является.

      Я поразмыслила немного. Ботаник хорошо знает эту семейку. Он может помочь. А я хорошо знаю Ботаника. Он не проболтается.

      Провожая глазами проносившиеся по проспекту автомобили и мотоциклы, я выложила Ботанику всю историю, не забыв даже о Прозрачном. Когда я говорила про Зета, то зябко ежилась, ощущая противный мороз по коже. Хотя вечер был теплый, один из последних перед наступлением октябрьских холодов. Ботаник слушал, помешивая картофельной долькой соус в пачке, и не перебивал.

      – Значит, она подозреваемая, – подытожил он, когда я закончила. – Может, хочешь спросить, могла ли моя сестра украсть рукопись?

      Я кивнула, отпивая глоток из его стакана с «Фантой» – то ли от жареной картошки, то ли от длинного рассказа горло пересохло.

      – Могла.