Рославлев, или Русские в 1812 году. Михаил Загоскин

просвира.

      – Ну что?.. Она здорова?

      – Нет, слава богу, худа: скоро умрет. То-то наемся кутьи на ее похоронах!

      – Как?.. Она больна?..

      – Эх, сударь! – перервал Егор. – Что вы ее слушаете? Она весь свет хоронит.

      – Погоди, голубчик! И ты протянешься.

      – Типун бы тебе на язык, ведьма!.. Эко воронье пугало! Над тобой бы и треслось, проклятая! Ну что зеваешь? Пошел!

      Коляска двинулась под гору, а сумасшедшая пошла по дороге и запела во все горло: «Со святыми упокой!»

      Проехав версты две большой рысью, они поравнялись с мелким сосновым лесом. В близком расстоянии от большой дороги послышались охотничьи рога; вдруг из-за леса показался один охотник, одетый черкесом, за ним другой, и вскоре человек двадцать верховых, окруженных множеством борзых собак, выехали на опушку леса. Впереди всех, в провожании двух стремянных, ехал на сером горском коне толстый барин, в полевом кафтане из черного бархата, с огромными корольковыми пуговицами; на шелковом персидском кушаке, которым он был подпоясан, висел небольшой охотничий нож в дорогой турецкой оправе. Рядом с ним ехал высокий и худощавый человек в зеленом сюртуке, подпоясанный также кушаком, за которым заткнут был широкой черкесской кинжал. Вслед за охотниками выехали из леса, окруженные стаею гончих, человек десять ловчих, доезжачих и псарей. Когда коляска поравнялась с охотою, толстый барин приостановил свою лошадь и закричал:

      – Что это? Ба, ба, ба! Рославлев! Стой, стой!

      Ямщик остановил лошадей.

      – А! Это вы, Николай Степанович? – сказал Рославлев.

      – Милости просим, будущий племянник! Здорово, моя душа! Ну, мы сегодня тебя не ожидали! Да вылезай, брат, из коляски.

      – Извините, я спешу!..

      – В Утешино? Не беспокойся: ты там не найдешь своей невесты.

      – Ах, боже мой!.. Где ж она?

      – Христос с тобой!.. Что ты испугался? Все, слава богу, здоровы. Они поехали в город с визитом – вот к его жене.

      – Здравствуйте, Владимир Сергеевич! – сказал худощавый старик в зеленом сюртуке. – Насилу мы вас дождались!

      – Так я проеду прямо в город.

      – Хуже, брат! Как раз разъедетесь. Они часа через полтора сюда будут. Я угощаю их охотничьим обедом здесь в лесу, на чистом воздухе. Да вылезай же!

      Рославлев выпрыгнул из коляски.

      – Ну, здравствуй еще раз, любезный жених! – сказал Николай Степанович Ижорской, пожимая руку Рославлева. – Знаешь ли что? Пока еще наши барыни не приехали, мы успеем двух, трех русаков затравить. Ей, Терешка! Долой с лошади!

      Один из стремянных слез с лошади и подвел ее Рославлеву.

      – Садись-ка, брат! – продолжал Ижорской. – А вы с коляскою ступайте в Утешино.

      Рославлеву вовсе не хотелось травить зайцев, но делать было нечего; он знал, что дядя его невесты человек упрямый и любит делать все по-своему.

      – Ну, брат! – сказал Ижорской, когда Рославлев сел на лошадь. – Смотри держись крепче: конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так