Рассказы. Аркадий Аверченко

понимаю… – пожал плечами студент Конякин. – Мы с Гагаровым друзья, и он, если бы вернулся, первым долгом известил бы меня.

      – Он, кажется, скрывается, – постукивая носком ботинка о ковер, сообщила Серафима Петровна. – За ним следят.

      Последняя фраза, очевидно, была сказана просто так, чтобы прекратить скользкий разговор о Гагарове. Но студент Конякин забеспокоился.

      – Следят??! Кто следит?

      – Эти вот… Сыщики.

      – Позвольте, Серафима Петровна… Вы говорите что-то странное: с какой стати сыщикам следить за Гагаровым, когда он не революционер и политикой никогда не занимался?!

      Серафима Петровна окинула студента враждебным взглядом и, проведя языком по запекшимся губам, раздельно ответила:

      – Не занимался, а теперь занимается. Впрочем, что мы все Гагаров да Гагаров. Хотите, господа, чаю?

* * *

      Пришел еще один гость – газетный рецензент Блюхин.

      – Мороз, – заявил он, – а хорошо! Холодно до гадости. Я сейчас часа два на коньках катался. Прекрасный на Бассейной каток.

      – А жена тоже сейчас только оттуда, – прихлебывая чай из стакана, сообщил Лязгов. – Встретились?

      – Что вы говорите?! – изумился Блюхин. – Я все время катался и вас, Серафима Петровна, не видел.

      Серафима Петровна улыбнулась.

      – Однако я там была. С Марьей Александровной Шемшуриной.

      – Удивительно… Ни вас, ни ее я не видел. Это тем более странно, что каток ведь крошечный, все как на ладони.

      – Мы больше сидели все… около музыки, – сказала Серафима Петровна. – У меня винт на коньке расшатался.

      – Ах так! Хотите, я вам сейчас исправлю! Я мастер на эти дела. Где он у вас?

      Нога нервно застучала по ковру.

      – Я уже отдала его слесарю.

      – Как же это ты ухитрилась отдать слесарю, когда теперь ночь? – спросил Лязгов.

      Серафима Петровна рассердилась.

      – Так и отдала! Что ты пристал? Слесарная, по случаю срочной работы, была открыта. Я и отдала. Слесаря Матвеем зовут.

* * *

      Наконец явился давно ожидаемый драматург Селиванский с пьесой, свернутой в трубку и перевязанной ленточкой.

      – Извиняюсь, что опоздал, – раскланялся он. – Задержал прекрасный пол.

      – На драматурга большой спрос, – улыбнулся Лязгов. – Кто же это тебя задержал?

      – Шемшурина, Марья Александровна. Читал ей пьесу.

      Лязгов захлопал в ладоши.

      – Соврал, соврал драматург! Драматург скрывает свои любовные похождения! Никакой Шемшуриной ты не мог читать пьесу!

      – Как не читал? – обводя компанию недоуменным, подозрительным взглядом, вскричал Селиванский. – Читал! Именно ей читал.

      – Ха-ха! – засмеялся Лязгов. – Скажи же ему, Симочка, что он попался с поличным: ведь Шемшурина была с тобой на катке.

      – Да, она со мной была, – кивнула головой Серафима Петровна, осматривая всех нас холодным взглядом.

      – Когда?! Я с половины девятого до двенадцати сидел у нее и читал свою «Комету».

      – Вы что-нибудь спутали, –