Предрассветная лихорадка. Петер Гардош

через две недели после этого разговора отцу разрешили непродолжительные прогулки по больничному саду, он, присев на скамейке под сенью могучего дерева с разлапистой кроной, тут же взялся за дело.

      Не отрываясь, одно за другим он писал письма. Писал их карандашом, своим бесподобным бисерным почерком. Он сидел, прижимая бумагу к твердому переплету изданного по-шведски романа Мартина Андерсена-Нексё. Политическими воззрениями Нексё он восхищался и обожал героев его романов – суровых мужественных пролетариев. Возможно, он также помнил, что великий датчанин тоже страдал чахоткой, но сумел излечиться.

      Отец писал быстро. Готовые письма он складывал под камень, чтобы их не унесло ветром.

      А на следующий день он постучал в кабинет главного врача. Он думал, что сможет обезоружить Линдхольма своей подкупающей искренностью. Ему нужна была его помощь.

      После полудня главный врач обычно беседовал с пациентами, устроившись на диване. В одном углу кожаного дивана, в белом халате, сидел Линдхольм, в другом, в больничной пижаме, – отец.

      Линдхольм изумленно держал в руках кипу писем.

      – Мы обычно не спрашиваем у больных, с кем они переписываются и о чем. Поймите, это не любопытство…

      – Я знаю. Но я хотел бы вас посвятить, господин главный врач.

      – Вы говорите, любезный Миклош, что здесь сто семнадцать писем. Обширная переписка, поздравляю вас. – Линдхольм покачал на руке всю стопку, как бы прикидывая ее вес. – Хорошо, я попрошу сестру купить марки. С любыми вопросами материального свойства вы запросто можете обращаться ко мне.

      Мой отец поддернул пижаму и закинул ногу на ногу.

      – И все – женщины, – самодовольно ухмыльнулся он.

      – Неужели? – вскинул брови Линдхольм.

      – Точнее, девушки. Венгерки. Из Дебрецена и окрестностей. Я и сам там родился.

      – Понятно, – кивнул главный врач.

      Он конечно же ничего не понял, да и не мог понять, зачем моему отцу эта уйма писем. Но все же изобразил на лице понимание – ведь разговаривал он со смертником.

      А отец как ни в чем не бывало продолжил:

      – Две недели назад я навел справки: сколько по всей Швеции женщин, которые родились в окрестностях Дебрецена и теперь находятся здесь на лечении. Моложе тридцати лет!

      – В больничных бараках?! О-о!

      Они оба знали, что, кроме Лербру, в Швеции есть еще не один десяток подобных реабилитационных центров. Мой отец самодовольно выпятил грудь, распираемый гордостью за свой гениальный план.

      – Там ведь женщин хоть пруд пруди. Женщин, девушек. Вот, извольте взглянуть! – Он выудил из кармана пижамы длиннющий список. И, покраснев от смущения, протянул врачу основательно препарированный реестр, где отдельные имена были помечены крестиками, галочками, треугольничками.

      – Ого. Вы ищете среди них знакомых? Это можно приветствовать!

      – Вы неправильно