Корсет. Лора Перселл

что она мертва. Но я не сдался! Растирал ее, шлепал и тряс, и она ожила! – Папа сделал большой глоток прямо из бутылки. – Мне не надо было делать этого, Рут! Надо было оставить ее в мире ангелов…

      Я не помнила, как отец растирал и шлепал Наоми. В этот момент я едва не тонула в крови своей матери.

      – Папа, ты пьян! – отрезала я. – Хватит нести всякий бред! Дай Наоми спокойно поспать!

      Он резко повернулся ко мне, пошатнулся и схватился за колыбельку, чтобы не упасть. Я ожидала увидеть ярость в его глазах – ведь я раньше никогда не отчитывала его. Но он смотрел сквозь меня, в какой-то только ему одному ведомый ад.

      – Я скопировал ее, понимаешь? – вдруг произнес он.

      – Папа, ты бредишь?

      – Та картина с собакой… Я скопировал ее. Я думал, тот художник никогда не узнает об этом…

      Я понимала, что папа пытается сказать мне что-то очень важное. Но у меня уже не было сил думать.

      – Папа… У тебя проблемы?

      Вместо ответа он снова отхлебнул из бутылки. Потом потрепал меня по голове и быстро вышел из комнаты.

      Мне едва хватило сил раздеться. Я не стала убирать волосы. Стянув рубашку и чулки, просто бросила их на пол. Мои пальцы потянулись к ряду крючков на корсете. Я собиралась расстегнуть их, чтобы освободить тело от слишком тесных объятий. Но мне не хватало на это сил! Несколько раз я попробовала сделать это на ощупь, однако металлические крючки больно впивались в кровоточащие от долгой работы пальцы.

      – К черту! – прошептала я, упала на кровать и, так и не раздевшись до конца, уснула в тот же миг.

      10. Рут

      Этот жуткий запах: тухлое мясо, гниющая плоть. Я пытаюсь не дышать и убежать – но все напрасно. Запах становится все сильнее, душит меня.

      Откуда он? Я никак не могу понять. Вокруг меня одна липкая темнота.

      Я слышу какое-то хлюпанье. Осторожно дотрагиваюсь до запястья левой руки. Ее пальцы еле двигаются в какой-то липкой жиже.

      Кап, кап, кап… Алые брызги разлетаются повсюду. Красные шарики на фоне беспросветной темноты. Кап, кап, кап… Все быстрее и быстрее…

      Алое, пурпурное, бордовое… Тысячи оттенков, как на папиной палитре. Только это не краска. Текстура и плотность совсем другая. Это другая жидкость, но очень знакомая мне…

      И она повсюду: у меня в глазах, в ушах, стекает по лбу, я тону в ней!

      Стук в дверь выдернул меня из этого кошмарного сна. Я резко села в кровати. Огляделась. В моей комнате никого не было, и она выглядела как обычно: все тот же обшарпанный пол и те же обветшалые стены. Никакого моря крови вокруг. А по лбу у меня стекала не кровь, а капелька пота.

      Наоми тоже проснулась. Она закричала так сильно, как никогда раньше. Мне показалось, что я сейчас оглохну от этого крика.

      Кто-то опять постучал в дверь. По скрипу половиц я поняла, что папа спускается вниз. То ли чтобы открыть, то ли чтобы сбежать из дома через кухню. Я не стала больше прислушиваться, вскочила с постели и кинулась к Наоми.

      В колыбельке я увидела не милое детское личико, а гримасу ярости. Она, наверное,