Корсет. Лора Перселл

девочку и посмотрела ей в лицо. Ее немного заплывшие глаза на миг встретились с моими, и она снова закашлялась.

      Мне надо было сменить рубашку, поэтому я передала Наоми маме и пошла к себе. Мама качала Наоми, стараясь ее убаюкать.

      Даже сейчас, после сна и при свете дня я не могла расстегнуть свой корсет. Крючки словно вросли в петли и не слушались. Мне удалось лишь слегка ослабить шнуровку. С большим трудом я вытащила руки из рукавов рубашки и стянула ее с себя. Теперь корсет был прямо на моем теле, на моей коже. Он двигался вместе со мной, вместе со мной дышал.

      Наоми кричала без остановки. У меня уже в ушах звенело от ее крика. Наспех переодевшись, я поспешила к ней. У нее в носу продолжало булькать, зеленой слизи становилось все больше.

      Мама потрогала ее лобик:

      – Должно быть, она простудилась. Она вся горит.

      – Я побегу за доктором!

      Но мама тут же остановила меня:

      – Успокойся, Рут! Это всего лишь простуда. Ты сотни раз простужалась, когда была маленькой.

      – Я могу помочь?

      – Мало чем. Будем давать ей кордиал Готфри [11] и держать в тепле. Вот так. Одеяльце до самого подбородка. Если до завтра ей не станет лучше, дадим настойку ревеня и касторовое масло.

      Но на следующий день лучше не стало. Наоми становилось все хуже. Она вся горела и слабела с каждым часом. Настойка ревеня и касторка прочистили ее кишечник, но это не помогло. Переодев малышку во все чистое, умыв и освободив носик от слизи, я стала внимательно осматривать ее.

      Выглядела она ужасно. Сначала я думала, что она просто вжимает голову в плечи, но потом поняла, что это шея ее распухла и стала в два раза больше, чем раньше. Во рту у нее все покрылось каким-то серым налетом. На шее появились три розовых пятнышка, словно кто-то надавил на кожу в этих местах. Мне стало не по себе.

      – Наоми, тебе трудно дышать?

      В ответ она опять закашлялась.

      Я дала ей еще немного кордиала. Три капельки на ее маленький язычок. Она доверчиво, безропотно приняла лекарство из моих предательских рук.

      Но ни она, ни я тогда еще не понимали, что эти руки уже совершили.

* * *

      И вот Наоми перестала плакать. У нее просто закончились силы. Она почти все время спала. Мама думала, это признак улучшения. Но даже во сне Наоми часто заходилась в кашле, заставляя меня вскакивать по несколько раз за ночь.

      Шить я не могла. Стоило притронуться к игле, как сердце ёкало: а как же там бедная Наоми? Мама одна работала над заказами от миссис Метьярд, склоняясь над шитьем при свете масляной лампы отца. Едва ли не каждый час я приносила малышку маме, чтобы она еще раз попробовала ее покормить.

      – Она почти совсем не сосет грудь, – вздыхала мама. – И с каждым днем все только хуже…

      Я заглядывала Наоми прямо в ее впавшие глаза, пощипывала землистые щечки и умоляла хоть немного поесть. Но она только кашляла.

      Глаза мамы были полны слез.

      – Она так исхудала, Рут! Я не знаю, что делать…

      Мое сердце сжалось от ужаса. Как и все дети, я знала, что если взрослый человек плачет, значит, положение просто

11

Кордиал Готфри, известный также под просторечным названием «друг матери», – сироп с опиумной вытяжкой, активно использовавшийся для лечения прежде всего младенцев в Англии в XIX в.