Последний лай вишни. Карин Либенталь

джинсы поверх нижнего белья. – Сегодня я должна выглядеть так, будто мне всё равно.

      Пёс не ответил. Просто посмотрел на неё, зная, что это ложь.

      Школьный автобус приехал с опозданием. Как обычно. Он остановился с глухим скрипом тормозов, казалось, он сам не хотел начинать новый учебный год. Кузов был покрыт царапинами, сколами краски и следами дождей прошлых лет. Окна поблёскивали под утренним светом, затянутые плёнкой пыли и времени. Внутри сиденья обтянуты потёртым винилом, местами порванным, из которого торчала вата. Запах стоял плотный – старый текстиль, резина, смешанная с холодным ароматом осени и едва уловимым следом сигаретного дыма. Кто-то распылил освежитель, но тот только усилил ощущение замкнутого пространства.

      Пассажиры входили неспешно. Некоторые смеялись, другие молчали, пряча тревогу за телефонами и капюшонами. В воздухе висело напряжение первого дня. Не радость, не страх – неопределённость. То состояние, когда ты знаешь, что всё начнётся снова, но ещё не понял – как именно.

      Автобус набирал пассажиров. Кто-то шумел, кто-то прятал взгляд, кто-то просто смотрел в окно, глядя, как Карлтон просыпается вместе с ними.

      Джесс вошла первой.

      – Эй, красотка, – сказал Клем, протягивая ей сумку. – Тебе же тяжело.

      Клем Руис был тем парнем, который делал жизнь немного ярче. Не потому, что он был гением или героем, нет – просто потому, что рядом с ним не бывает скучно. Он был высоким, широкоплечим, но без спортивной одержимости. Его волосы были тёмными, чуть растрёпанными, будто он проснулся и сразу забыл о расчёске. Глаза – карие, с едва заметным блеском юмора, всегда готовые рассмеяться, даже если ситуация не самая весёлая. У него была эта типичная для него улыбка – чуть дерзкая, чуть глуповатая, которая могла разрядить любую напряжённую атмосферу. Он говорил много, шутил ещё больше, и часто сам не понимал, как его слова могут ранить или исцелить.

      Он любил видеоигры, мотоциклы и дешёвое пиво. Иногда кататься на байке казалось ему единственным способом чувствовать свободу. Он жил по своим правилам – иногда странным, иногда противоречивым, но всегда своими. В школе его считали «хорошим парнем», хотя он никогда не претендовал на это звание. Просто он был рядом, когда нужно было подставить плечо. Просто он приносил чипсы, когда кто-то плакал. Просто он никогда не задавал лишних вопросов.

      Клем и Джесс знали друг друга с детства. Они росли на одной улице, играли в лужах, прятались от дождя в её доме, где Малати всегда ставила перед ними горячий шоколад. Он был её другом, почти братом. Но в отличие от других, он никогда не пытался быть её героем. Только её защитником. Её смехом, когда ей было плохо. Её опорой, когда мир начинал рушиться.

      Он не играл на гитаре, не писал стихов, не знал, как правильно произнести «контекстуальный».

      Зато он знал, как выглядит настоящая забота.

      – Нет, спасибо, – ответила она, беря свою вещь. – Я справлюсь.

      Он усмехнулся, потому что ожидал этого.

      Наргис уже сидела на своём месте, листая телефон. Когда увидела Джесс, сразу подняла взгляд.

      Наргис