Последний лай вишни. Карин Либенталь

ключи на стол, прошёл в свою комнату.

      Там всё было как обычно: стены с ободранными обоями, старая кровать, покрывало, которое мать купила много лет назад, книга, открытая на странице 107 – «Сквозь мосты, сквозь тени». Он не читал её ради сюжета. Просто любил строки, которые напоминали ему о том, что он тоже может быть потерянным.

      Телефон завибрировал.

      Звонок от отца.

      Он вздохнул, прежде чем ответить, как будто уже знал, что этот разговор будет не просто разговором, а борьбой за право быть собой.

      – Да.

      – Ты где был? – голос Повиэма звучал хрипло, устало, каждое слово давалось с усилием, он сам не хотел начинать всё снова.

      – Гулял.

      – Снова эта ерунда. У тебя завтра игра. Нужно отдыхать.

      – Я же не умер. Ещё могу бегать.

      – Не шути. Это важно.

      – Что важно? То, что мы выиграем? Или то, что ты будешь смотреть со стороны, как я делаю то, что тебе нравится?

      Молчание. Не пустое.

      Полное того, чего они никогда не говорили вслух.

      Молчание, в котором жила боль матери.

      Молчание, в котором исчезла её фотография со стен.

      Молчание, которое стало их домом.

      – Не начинай опять, – наконец произнёс отец, почти прося.

      – Тогда не лезь в мою жизнь.

      – Ты мой сын. Я имею право.

      – Имела мама. Она не воспользовалась.

      Ещё одно молчание. Длиннее.

      И в этом молчании Илан услышал то, чего не слышал раньше – не только холод, но и попытку сопротивления.

      Попытку остаться. Попытку быть тем, кем он мог бы гордиться, если бы ещё не забыл, как это – гордиться кем-то.

      – Я знаю, что ты злишься, – сказал отец, тише, но с той интонацией, которая не просит, а признаёт. – Но я здесь. Я остаюсь.

      – А она не осталась.

      – Это другое.

      – Нет, это то же самое. Только теперь я сам решаю, как мне жить.

      – И как? – спросил отец, и в этом вопросе было больше, чем простое любопытство. В нём была просьба. Осторожная, почти стыдливая. – Как ты хочешь жить, Илан?

      – Без правил, – ответил он, медленно, вкушая эти слова на вкус. – Без обещаний. Без боли.

      Илан повесил трубку. Секунда. Вторая. Он закрыл глаза и провёл рукой по волосам, пытаясь стереть что-то, что нельзя стереть.

      – Почему все так хотят, чтобы я был тем, кем не являюсь?

      Он посмотрел в окно. За ним начинал идти дождь. Тихий, размеренный, будто кто-то начал рассказывать историю, которую ещё не решил закончить.

      Он надел куртку, взял сигареты и вышел.

      Дождь уже шёл, но он не обратил внимания. Просто пошёл вперёд, по мокрому асфальту, между каплями, которые падали на лицо. Здесь, в городе, где всё было знакомым, он чувствовал себя потерянным.

      Он миновал школьный двор неторопливо, почти бездумно, будто ноги двигались сами, по привычке или по памяти. Тени деревьев касались его плеч, стараясь остановить, спросить, почему он выглядит так, точно потерял себя