Двое суток в Нарве. Курьяна Соколова

Он кашлянул, явно не зная, что сказать, но, помявшись, наконец ответил:

      – We thought… after what we said, you might not feel comfortable with us. And… it’s obvious we’re from… a different social class. («Мы думали… после того, что мы сказали, вам будет не очень комфортно с нами. И… очевидно, что мы из… другого социального класса.»)

      Нэсс, который до этого молчал, резко выдохнул, и я заметила, как его лицо приобрело более серьёзное выражение. Он чуть подался вперёд, поставил локти на стол и, глядя на Мартина, уверенным, но раздражённым голосом произнёс:

      – That’s bullshit! It’s polnaya hyinya! Don’t fill your head with such fucking nonsense. – его голос стал громче, но он не кричал, просто говорил с отчётливым возмущением. («Это бред! Это полная хуйня! Не забивайте голову такой ебаной хуйнёй.»)

      Анни испуганно моргнула, а Мартин заметно напрягся. Я успокаивающе положила руку на локоть Нэсса, но он уже был увлечён своей тирадой.

      – Listen, your clothes, your background – none of that fucking matters. Nobody cares if you’re from an orphanage or fucking Mars! You’re here, with us, and you’re human beings just like anyone else. So don’t let some fucking class bullshit make you feel small, okay? – он говорил, быстро и с чувством, добавляя в свою речь привычные для него русские маты. («Послушайте, ваша одежда, ваше прошлое – это всё нахер не важно. Никто не даст ебать откуда вы: из детдома или с Марса! Вы здесь, с нами, и вы такие же люди, как и все остальные. Так что не позволяйте какому-то классовому дерьму заставлять вас чувствовать себя ничтожными, ясно?»)

      Анни слегка отодвинулась назад, её глаза распахнулись от его слов, но я видела, что в них больше удивления, чем страха. Мартин, напротив, выглядел так, будто хотел провалиться под землю. Но его руки дрогнули, а потом, словно набравшись смелости, он поднял взгляд на Нэсса.

      – We… didn’t mean to offend you. – пробормотал он. («Мы… не хотели вас обидеть.»)

      – You didn’t offend us, but you offended yourselves by thinking this shit matters. – все также резко, но с большей теплотой в голосе ответил Нэсс, откидываясь на спинку стула. («Вы нас не обидели, но вы обидели себя, считая, что это дерьмо имеет значение.»)

      Я, кивнув, решила поддержать их, смягчив тон:

      – We don’t care about where you’re from or what you’re wearing. We just want you to stay, if you’re okay with it. No one’s going to ask anything from you in return, I promise. («Нам всё равно, откуда вы или что вы носите. Мы просто хотим, чтобы вы остались, если вам это удобно. Никто не потребует с вас ничего взамен, обещаю.»)

      Нэсс, который к этому моменту уже начал успокаиваться, посмотрел на меня и, кивнув, добавил с более игривой интонацией:

      – And you know what? As we say in Russia: "the one who dances with the girl owns her."(«И знаете что? Как у нас в России говорят: "кто с девушкой танцует, тот ей и владеет."»)

      Анни нахмурилась, её лицо выражало неподдельное недоумение.

      – But… we didn’t dance. – пробормотала она тихо, не совсем понимая смысл фразы. («Но… мы ведь не танцевали.»)

      Её наивность вызвала у нас с Нэссом бурный смех. Я наклонилась, чтобы поставить чашку на стол, опасаясь, что пролью её от смеха, а он, заливаясь хохотом, откинулся назад, раскинув руки.

      – It’s a saying, – выдохнула я, едва успокаиваясь. («Это поговорка.»)

      – Like what? – переспросила она, по-прежнему смущённая. («Как что?»)

      Я, улыбаясь, наклонилась к ней, чтобы объяснить:

      – It means the one who cares, who supports – they give, and that’s enough. («Это значит: тот, кто заботится, кто поддерживает – он отдаёт, и этого достаточно.»)

      Анни наконец улыбнулась,