Разбойники и пасть иного. Михаил Гинзбург

шаг к Квиту. Тот как раз снова вошел в раж и замахивался для сокрушительного удара по зарослям крапивы. Рука Яра мелькнула почти невидимым движением – не резкий выпад, а скорее легкое, направляющее касание. Палка, которую Квит сжимал с таким отчаянным усердием, выскользнула из его пальцев, словно намасленная, и, чиркнув по воздуху, воткнулась в мягкую землю у самых ног Лины. Квит застыл с полуоткрытым ртом, напоминая свежевыловленную рыбу.

      «Хват не тот,» – голос Яра был лишен всякой окраски, тихий, почти безжизненный, но Квит почему-то втянул голову в плечи. «Слишком расслаблен. И центр тяжести уводишь. В настоящей драке тебе бы руку вывернули прежде, чем ты успел бы пикнуть. Или сам бы себя покалечил».

      Он без усилий извлек палку из земли и несколькими скупыми, отточенными до совершенства движениями продемонстрировал, как следовало бы действовать. В его руках обычная лесина вдруг преобразилась, превратившись в продолжение его тела, в смертоносное и послушное оружие. Было в этих скупых жестах нечто завораживающе-пугающее – холодная, безжалостная эффективность машины для убийства.

      Внезапно Яр замер на полудвижении. Его взгляд остекленел, уставившись куда-то вдаль, сквозь фигуру Квита, сквозь стволы деревьев, словно пронзая саму ткань времени. Лина увидела, как напряглись желваки на его скулах, а костяшки пальцев, сжимавших палку, побелели. В его обычно таких спокойных глазах на долю секунды мелькнул отсвет чего-то древнего и жуткого – искаженные пламенем лица, лязг стали, безмолвные крики павших. Потом он резко, почти судорожно моргнул, и видение исчезло, оставив после себя лишь едва заметную рябь на поверхности его обычного спокойствия. Он молча протянул палку оторопевшему Квиту и так же безмолвно вернулся к своему занятию у костра.

      «Ты… это… где ты так научился, а, Яр?» – с плохо скрываемым восхищением, смешанным с явной опаской, пробормотал Квит, благоразумно решив не возобновлять свои воинственные экзерсисы.

      Яр аккуратно подправил одно из поленьев в костре. «Давно это было,» – глухо отозвался он, и в этой короткой фразе для Лины уместились целые тома нерассказанных историй. Историй о местах, где жизнь не стоила и ломаного гроша. О временах, когда каждый новый рассвет встречали с мыслью, что он может оказаться последним. О той невидимой грани, из-за которой возвращаются либо сломленными куклами, либо тенями, навсегда отмеченными печатью пережитого. Яр вернулся именно такой тенью – молчаливой, смертельно умелой и бесконечно усталой.

      Лина отвела взгляд от широкой, напряженной спины старшего брата и снова принялась за свой нож, скребя им по камню с чуть большим ожесточением, чем требовалось. Она знала – все расспросы будут напрасны. Яр никогда не говорил о своем прошлом, о службе в карательных отрядах какого-то мелкого князька на южных границах, о той последней бойне, из которой он чудом выбрался живым несколько лет назад. Вернулся один, с пустыми, выцветшими глазами, парой свежих рубцов на теле и одним огромным, кровоточащим шрамом где-то