Возвращение домой. Елена Шичалина

горбушка от буханки.

      – Ты что ж колбасы-то в холодильнике не взял? Я цельный час в очереди отстояла. Антонина брать не стала: ей, видишь ли, по 2.90 подавай. А у нее – гости.

      – Тебя ждал. Да тебе, похоже, у «господ» медом намазано.

      Груня резала колбасу толстыми кругами.

      – Дядя Сереж, ну что его вечно разбирает? Какие они господа?

      – В господском доме живут, значит, господа, – Никифор подцепил кусок колбасы.

      – Зря ты все бухтишь, сынок. Александра-то Владимировна сколько тебе одежек в войну передавала, а сама-то все вязала, вязала эти рубахи вигоньевые… Сестра погибла, Тонька – маленькая, да Николай эту свою привел, как Ольги не стало. У той и вовсе мать от тифа померла. Хорошо, как с поезда сняли, успела добрым людям про отца шепнуть. Вот тебе и господа! – Панкратыч охватил полстакана, занюхал хлебом и снова сел на любимого конька.

      – Да и дом – даром что господский – флигелек один от былой роскоши остался, и тот весь облупленный. Строили хорошо в прошлом столетии, вот еще и держится, – Сергей Панкратыч не торопясь разливал самогон, укладывал колбасу на хлеб.

      – И мне налей чуток, дядя Сереж, уморилась я сегодня что-то…

      Панкратыч плеснул слегка в третий стакан и, протягивая его Груне, продолжал вразумлять Никифора:

      – Ведь если посмотреть? Что в человеке хуже всего? – он выдержал паузу.

      Никифор молчал, заранее зная весь ход его рассуждения.

      – Неблагодарность, сынок, вот что! Ты вон к Нюрке моей носу не кажешь… занятой какой! Да на тебе в совхозе воду возить, и то мало будет!

      – Мне в совхозе вашем делать нечего! Они мне отца с матерью не воротят. Знаю я, что ты скажешь, – Никифор замахал рукой, – не они раскулачивали, да не они ссылали…

      – Да уж лучше бы тебе в совхозе пропадать, чем ходить на эту приблудную пялиться!

      – Молчи, Аграфена! – Никифор стукнул по столу.

      – Да? Молчи? Ренатка купаться, а тебе – косить на берегу! Кролики, надо думать, у тебя вдруг оголодали…

      В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, на пороге появилась рыжая, голые ноги – в сапогах. Поверх ситцевого платья накинута куртка.

      – Тебе чего, Нин? – Груня обрела обычный тембр, увидев племянницу Панкратыча.

      – Вечер добрый! Дядя Сереж, тебя тетя Нюра ищет… – Нинка топталась у входа, не снимая сапог, но и не уходя.

      Она переминалась с ноги на ногу, явно желая то ли что-то сообщить, то ли спросить.

      – Ну говори уже или сапоги снимай! Чего стоять-то? – огрызнулся Никифор.

      – А кто давеча к Березиным приехал? – Нинка хихикнула.

      – А тебе что? И знаешь-то откуда? Алексей приехал, жених Ольгин… – удивилась Груня.

      – Не, я Алексея знаю, а то – другой кто-то, – и ожидая вопрос, – мы с девками в грозу попали, ну и прятались в старой церкви от дождя… А они мимо нас пробежали к дому. С ними еще Милка была… – Она помолчала мгновение и не удержалась: – А этот – красивый… Женатый?

      – Ну ты подумай! Где ж ты там