Змий. Алина Кирикова

ей свою душу, желалось что-то вскрыть, какую-то правду. Грудь переполняло, я питал к этой женщине что-то особенное и преданное.

      – Не знаю, как выразить то, что чувствую, не знаю, найдет ли это что-то отклик в вашем сердце, позвольте лишь сказать, что я бы желал вас называть mon amie, Елизавета Павловна, – закончил я, не решаясь поднять головы.

      Княгиня поглаживала мои волосы, иногда то вытягивая их, то почесывая голову. Стоило выпрямиться и поглядеть на г-жу Елизарову, я заметил, что она плачет.

      – И ты!.. Говори со мною «ты», mon ami! – шепнула Елизавета Павловна, смахивая слезы.

      – У меня есть для… тебя подарок. Подойти, пожалуйста, к зеркалу.

      Обращение на «ты» с княгиней далось мне нелегко. Когда произнес это «ты», в груди затрепетало, зазудело и даже кольнуло, я смутился настолько, что даже покраснел. Тогда меж нами будто исчезла последняя невидимая преграда, это и радовало, и почему-то стыдило меня.

      – Закрой глаза, mon amie, – последнее, что произнес мой голос, и неловко оборвался.

      Достав из ящика шаль, похолодевшими и вспотевшими пальцами развернув ее, я укрыл Елизавету Павловну. Роскошная ткань, блистая в нерешительных огнях редких свечей, обернула все ее тонкое тело, струясь с плеч до пола. Раскрыв очи, г-жа Елизарова восторженно вздохнула и, будто не веря своим глазам, замерла, зачарованно глядя в зеркало. Затем княгиня закружилась, подняла край шали, разглядела узор и, повернувшись ко мне, думала выразить благодарность, но вновь заплакала. Отняв Елизавете Павловне руки от лица, я улыбнулся и поцеловал ей родинку возле самого уголка губ, захватив соленую слезу. Осознав, что сделал теперь нечто немыслимое, я замер. Княгиня тоже была изумлена и прямо смотрела на меня. Обняв Елизавету Павловну, я сжал губы, тотчас ощутив на языке солоноватый вкус. И мое тело напряглось, и сама княгиня. Мы оба не смели и не могли пошевелиться. Но скоро я почувствовал, как и ее руки обвили меня.

      До поздней ночи мы с Елизаветой Павловной вели беседу. Она много рассказывала про свою дочь, про знакомство с Сергеем Михайловичем на балу в Екатерининском, про свою дачу и собрание картин. Я поделился с нею воспоминаниями из детства и раскрыл замыслы для будущих художеств, затем начались обсуждения литературы и персонажей. Пред теплым камином она – укрывшись шалью, я – одеялом, просидели до половины третьего и, что примечательно, даже не заметили, как пролетело время. Все думалось, что мы вот-вот только сели говорить и чуть ли не сразу расстаемся. Отрывались друг от друга с болезненностью, никак не могли наобнимать и наблагодарить друг друга.

      Сегодня, как уже обозначил выше, двадцать пятое число. Чувствую себя лучше, кроме того, этим вечером произошло решающее событие, во многом определившее мои взгляды и расставившее точки над и.

      Днем нам с Елизаветой Павловной докучала Таня. Девочка то и дело вторгалась в наши разговоры и мешалась под ногами, точно нарочно. Вечером старый князь предложил наведаться в летний сад, что было единогласно поддержано. Поначалу прогулка проходила даже