Браконьерщина. Игорь Александрович Кожухов

до деревенской стороны. Щуку спрятали под берег, и, пообещав встретиться, Татарин пошёл обратно. Я, наоборот, – в деревню за техникой.

      На следующий день, выдавшийся тихим и совсем летним, уговорив Лёху Латка в попутчики, мы на его лёгкой шпонке, захватив провизии и немного «для души», пошли по островам в поисках места под базу.

      Лёха, как и его отец, носил фамилию Латков! Как-то он объяснял мне, откуда они вышли, в смысле их род, и что за фамилия за ними прописана…

      – Предок мой золотоискателем был! Прадед ещё с Егором Лесным в тайгу ушёл, но там с ним разминулись и в 1830-м к артели Гаврилы Машарова прибился… А вскоре им фарт попёр, и золото Енисейское они пудами добывали! Долгое время старостой у Гаврилы был, золотишко лопатой грёб по кулям. Всех знаменитых золотоискателей знал, с Никифором Сюткиным, когда тот «большой треугольник» добыл, за руку здоровался! А ведь Никифор самый большой самородок добыл, весом в два с малым пуда – не хухры-мухры какие… Но только когда Машаров начал с ума сходить от богатств – стал дома стеклянные в тайге делать да ананасы в тех домах растить, ушёл он, не разделяя глупость бывшего компаньона. Так Гаврила ему в расчёт работы разрешил золота взять, сколь прадед понесть сможет – во как! Сколь он взял точно, никто не узнал, но село, в котором он обосновался, выйдя из тайги, расцвело и церква там встала, как в самой Москве… А фамилия поначалу была Лотков – это корытце деревянное золото мыть. А уж потом, откуда в фамилии «а» впереди взялась, не знаю, да и знать не хочу!

      Нам это тоже было неинтересно, но его всегда и везде величали Лёха Латок – и никак иначе!

      Сегодня забравшийся в лодку мужик сразу отказался грести и, удобно усевшись на корме, обосновал:

      – Ногами топать туда-сюда ещё могу свободно, а вот вёслами – уволь, руки болят. Да и зачем тебе слушать, как мои суставы хрустят, лучше про батю своего расскажу, он и рыбак, и охотник был.

      Лёха достал старый, затёртый до лоска кисет и, соорудив самокрутку в два раза больше «магазинной» сигареты, прикурил и, довольно пыхнув ароматным дымом, начал.

      Оказывается, его отец работал в экспедициях по тайге – били трассы электролиний. И так за долгую практику натаскался, что удивлял своей точностью людей.

      – А уж меня, салагу, подавно! Приедет на побывку после командировки, его уже жду – лодку прогудронил, сети заштопал, промыл и в мешки сложил. И вот выплываем посредь моря, я, конечно, на вёслах, он мне курс правит рукой. Вдруг стоп: встанет, по сторонам головой покрутит и бросает груз на перетяге. Сеть привяжет и опять же показывает, куда растягивать, я гребу, тоже пытаясь ориентироваться. Растягиваем пятьдесят метров, – Латок докуривал, затушив окурок о борт, бросал его в старую жестяную банку из-под монпансье и, спрятав её во внутренний карман, продолжал, – и это километрах в двух до ближайшего берега, чуешь?!

      Он ещё раз восхищённо поднимает жёлтый от табака указательный палец, заражая и меня удалью рассказа.

      – Тщательно,