Игра в прятки. Лора Джонс

как все устроено.

      Я делаю еще одну попытку улыбнуться.

      – Я передам Ларе.

      – Что передашь? – раздается голос моей сестры, и выражение лица Жозефа меняется. Уставившись на нее во все глаза, он даже приоткрывает губы.

      – Здравствуйте, – говорит Лара, подходя к двери.

      Жозеф не отвечает. Он будто онемел. Кто‑то невидимый вонзает в мою грудь огромный шип.

      – Лара, это Жозеф. Он с нетерпением ждет возможности показать тебе завтра, как все устроено, – не в силах смягчить резкость тона, сообщаю я.

      Сестра отряхивает фартук и рассеянно заправляет за ухо выбившуюся прядь белокурых волос.

      – О, благодарю. Вы так любезны.

      Тут с заднего двора доносится мамин голос.

      – Извините… Жозеф, – говорит Лара, – нам пора. Спасибо, что заглянули. До завтра.

      – Да… – ошеломленно лепечет юноша. – Да, до встречи.

      Он проводит рукой по волосам и удаляется, даже не взглянув на меня.

      Мифы и легенды

      Софи

      К тому времени, как мама, Лара и я, закутавшись в шали, отправляемся в замок, на землю опускается мгла. Смешиваясь с туманом, она окутывает нас, плотная, как шерстяное покрывало, холодная, как стекло.

      Выйдя из дома, мы стараемся держаться дороги, которой привез нас фургон, но в густом тумане видим всего на несколько шагов вперед. Наконец, показывается подъездная аллея замка, и мы спешим по ней меж двух рядов тополей, которые выстроились, словно часовые, внимательно наблюдающие за нашим продвижением.

      Туман постепенно редеет; замок вырастает на нашем пути так внезапно, что у меня перехватывает дыхание. И вот перед нами – огромное белесое сооружение; с резных фронтонов над каждым из огромных окон на нас вопрошающе взирают каменные лица, единственная башня устремлена в черное небо. Она намного выше, чем казалось из фургона, – настолько, что оттуда, наверное, виден сам Версаль.

      – Боже, какое прекрасное место, – вздыхает Лара, и я удивляюсь тому, что она ослеплена чудовищным великолепием замка: ведь где‑то в сточных канавах умирают люди!

      – Сюда, – говорит мама, и мы сворачиваем на гравийную дорожку, которая, сужаясь, приводит нас к куда более скромной и простой двери, где уже ждет тетушка Бертэ. Она приветствует нас с той же теплотой, что и раньше, но, когда мы переступаем порог и заходим внутрь, атмосфера меняется. Она кажется тяжелой, гнетущей и беспокойной, словно что‑то преждевременно сломалось. Кроме того, здесь очень тихо, будто в мрачном погребе, хотя из писем тетушки известно, что у Оберстов полно прислуги.

      И холодно здесь совсем как в погребе: промозгло, прямо как на улице. Каменная лестница, ведущая в полуподвальный этаж, подобна входу в подземный мир. Стены внизу намного толще, из главного коридора разветвляются пустынные, узкие, как норы, лестницы и проходы, петляющие в разные стороны. Полуподвальный этаж полностью, если не считать людской, занят рабочими помещениями. Интересно было бы знать: остальная часть замка столь же причудливо своеобразна?

      Тетушкина комната, хотя и расположена ниже уровня земли, оказывается