Непокоренные. Татьяна Хорунжая

за мной всем хороводом. Только дед

      остался дома. Вышел на порог, пожал мне руку:

      – Ну, бывай!

      Я шѐл и оглядывался назад, на свой дом. Видел, как

      дед вышел в одной рубахе на холодную дорогу и встал

      посередине. Он стоял и смотрел на меня, оставаясь всѐ

      дальше и дальше.

      Так же, как несколько месяцев назад у сельсовета выстраивались грузовики, теперь нестройными рядами здесь

      стояли телеги. К ним подходили отъезжающие женщины

      и бросали в обоз узлы с незамысловатыми вещами и одеялами – все-таки ехали «на окопы» на всю зиму.

      Я заметил, что к телеге подошла соседская Нина, которой зимой нужно будет родить. Она тоже шла копать

      окопы.

      – Не пущу! Куда ты пойдешь! – истошно отговаривала еѐ мать, хватая ее за фуфайку. – Загубишь себя, бестолковая!

      – Перестаньте, мама! – тихо и с достоинством сказала Нина. – Стыдно! – и бросила вещи в телегу.

      И я тоже бросил свой узел к Нининому.

      – Ну, ждѐм тебя к Казанской! – обняла меня мать. Я

      удивился, что она так легко отпускает меня, даже

      немножко обидно было.

      Только спустя много времени я смог понять еѐ. Я понял, что на самом деле она не хотела, боялась отпускать

      своего теперь единственного, еще маленького мужчину в

      большое плавание, но всей душою желала, чтобы я выбрал лучший для себя путь, и ради этого была готова

      жертвовать своим спокойствием.

      – Не ждите… – улыбнулся я. – Теперь только в отпуск приеду!

      Как отец, я расцеловался со всеми нашими по очереди. Все вокруг прощались, как тогда. Но я заметил, что в

      этот раз те, кто позволял себе много эмоций, порядком

      раздражали окружающих. У каждого хватало своего креста, и все старались терпеть молча, не нагнетать и без того тяжѐлую обстановку. Все устали от слѐз. Наверное,

      поэтому многие недовольно посматривали на голосящую

      бабу, севшую в первую телегу.

      – Да почему именно на наш город антихрист идет? –

      завывала баба и не ждала ответа. – Почему именно нам

      такая судьбинушка горькая досталась!

      – Какое имя у города – такая и судьбинушка, – недовольно отрезал возничий и подстегнул лошадь. Та дернула головой и поспешно тронулась. – А город у нас –

      Горький…

      Я поспешно вскочил на краешек своей телеги и порадовался, что баба едет не с нами.

      – Смотри там, если устроишься, пиши нам каждую

      неделю! – наказала мать вдогонку. Обоз пошел, а мои

      сѐстры с Алѐшей скакали рядом и радостно махали руками. Они не понимали, что я не вернусь домой вечером, и

      завтра не вернусь, и вообще… Я махнул им в ответ и отвернулся. Только проехав мост, на повороте большого

      пути я позволил себе в последний раз посмотреть назад,

      на деревню, на большие здания колхоза, стоявшие с

      краю, и хоровод печальных ив вдоль дороги…

      220 километров