Города богов. Сергей Суханов

усех и бронзовые браслеты на запястьях и лодыжках. Из-под блестящих нитей бисера свисали полные груди с большими черными сосками.

      Похожий на высокий головной убор парик говорил о ливийском происхождении певицы-бакет. Накрашенные красной охрой ногти и густо подведенные глаза подчеркивали ее роль в доме финикиянина, а именно: развлекать руббайона, если ласки жены ему наскучат, а придирки испортят настроение.

      Бакет перебирала струны маленькой треугольной арфы, тихо напевая красивым низким голосом. Увидев вошедшего Геродота, Табнит щелчком пальцев отослал певицу.

      Оценив афинский фасганон в кожаных ножнах на поясе незнакомца, солидный золотой перстень на пальце и узор в виде меандра на хитоне, хозяин спросил:

      – Ты кто?

      – Геродот… Вообще-то я с Самоса, но ты можешь считать меня афинянином… Тебе какая разница… – намеренно развязным тоном сказал галикарнасец.

      Ему казалось, что выбранный тон разговора с портовым распорядителем обязательно сработает и здесь. Завладевший им дух Диониса призывал смело идти напролом для достижения своих целей.

      Табнит помолчал, озадаченный неблаговидным поведением гостя. Оба разглядывали друг друга, пытаясь прочитать во внешности собеседника признаки, из которых, как ткань из пряжи, складываются образ и характер.

      Финикиянин сразу отметил несоответствие умного лица гостя бесцеремонному тону обращения. Хорошая осанка, чистая и гладкая кожа стоявшего перед ним молодого мужчины говорили о хорошем здоровье, а значит, и о достойном положении в обществе. В то время как упрямо сжатые губы предупреждали – этот парень себе на уме.

      Вот только движения чересчур размашистые и глаза блестят… Поддатый, что ли… Чтобы потянуть время, Табнит отпил из прозрачного кубка гранатового вина шедех.

      «Афинянин этот наглец или кто еще… Неважно, – решил он. – Ну, пусть думает, что посланец Афин может открывать ногой любые двери в Пелусии… Сначала разберусь, что ему надо, а выгнать его из дома, я всегда успею».

      Геродот видел перед собой побитого годами и излишествами старика с беспощадным лицом. От его глаз не укрылись красные прожилки на горбатом, как у аравийского бедуина, носу из-за чрезмерного увлечения вином, блестящие от употребления меконина глаза, а также хищный изгиб рта человека, который привык повелевать другими, и ухоженные руки сладострастника.

      Еще он обратил внимание на два выпрямленных пальца на правой руке руббайона – указательный и средний.

      «Признак скрываемого волнения или недовольства», – решил галикарнасец.

      Однако здесь Геродот ошибался. Откуда ему было знать, что в детстве Табниту, когда он чистил рыбу на корме рыбачьей лодки, чайка ударом клюва едва не оторвала кисть.

      Раны зажили, хотя плохо сросшиеся сухожилия все время держали два пальца в напряжении. Табниту пришлось смириться с тем, что он никогда не сможет услаждать женский слух игрой на танбуре.

      Тем не менее с возмужанием он научился услаждать женщин игрой совсем