Руфь. Элизабет Гаскелл

времен. Однако сложности отношений с Руфью послужили причиной раздражения и сердитого раскаяния. Теперь Генри сожалел – хотя и лениво, как испытывал все чувства, не относящиеся непосредственно к бытовому комфорту, – что вообще встретил мисс Хилтон. Роман предстал в самом неловком, самом неприятном свете, и все же, несмотря на недовольство сложившимися обстоятельствами, слушать несправедливые оскорбления в адрес Руфи он не желал. Матушка почувствовала это и немедленно изменила тактику наступления.

      – Конечно, можно прекратить обсуждение манер этой молодой особы, но вряд ли ты намерен продолжать свои отношения с ней. Полагаю, ты еще не настолько игнорируешь приличия, чтобы допустить проживание матери и падшей женщины под одной крышей. Ведь мы можем наткнуться друг на друга в любой момент! – Миссис Беллингем подождала ответа, но его не последовало. – Задаю простой вопрос: желательно ли такое положение?

      – Думаю, нет, – мрачно ответил сын.

      – А я думаю – судя по твоей манере, – что ты считаешь, будто все само собой уладится после моего отъезда, когда никто уже не помешает тебе продолжать отношения со своей распутной подругой.

      Мистер Беллингем промолчал, но почувствовал еще большее раздражение, в котором обвинил Руфь, потом все-таки заговорил:

      – Мама, после вашей преданной заботы я не имею ни малейшего намерения прогнать вас или обидеть, но должен сказать, что Руфь виновата значительно меньше, чем вам кажется, однако встречаться с ней больше не хочу. Посоветуйте только, как все устроить и при этом не выглядеть последней сволочью, и избавьте меня от беспокойства, пока я слишком слаб. Отдаю себя в ваши руки. Поступайте с ней так, как считаете нужным, но прилично. И чтобы больше я о ней никогда не слышал: не вынесу новых волнений. Хочу жить тихо и спокойно, без постоянных упреков, выговоров и неприятных мыслей.

      – Дорогой Генри, положись на меня.

      – Больше ни слова, матушка. История настолько некрасивая, что не хочу даже думать об этом: трудно себя не винить.

      – Не вини себя слишком сурово, дорогой, пока настолько слаб. Раскаяние – чувство благородное, однако не сомневаюсь, что хитроумная особа сбила тебя с пути своими интригами. Но ты прав, все нужно сделать прилично. Признаюсь, что, услышав о твоем романе, глубоко огорчилась, но как только увидела девушку… Хорошо, не стану упоминать о ней, если не хочешь. И все же скажу, что благодарна Господу за то, что вразумил тебя.

      Некоторое время миссис Беллингем провела в задумчивом молчании, а потом приказала подать письменный прибор. Сын сразу встревожился и нервно заговорил:

      – Матушка, все это страшно меня беспокоит. Не могу избавиться от тяжелых мыслей.

      – Предоставь дело мне, и увидишь, я все прекрасно улажу.

      – Нельзя ли уехать сегодня вечером? Надеюсь, что в другом месте почувствую себя спокойнее. С ужасом думаю о встрече с ней: страшно боюсь сцены. И все же понимаю, что должен увидеть