Легенды Древней Руси. Григорий Николаевич Меньщиков

её рухнуло, истекая слизью. Изба за спиной издала последний стон и затихла, её лапы вытянулись, как мёртвые.

      Тишина накрыла поляну. Туман рассеялся, и впервые за ночь Борис увидел звёзды – тусклые, но настоящие. Он упал на колени, роняя топор. Кровь текла из ран, но он был жив. Жив.

      Но радость не пришла. Лес всё ещё дышал вокруг, и в его шорохах слышался шепот – не Яги, а чего-то другого, древнего и безымянного. Борис понял: старуха была лишь стражем, частью чего-то большего. Он поднялся, подобрал топор и побрёл прочь, не оглядываясь. Ему нужно было выбраться, пока лес не передумал.

      Он шёл, пока ноги не отказали, и упал у края чащи. Перед ним расстилалась равнина, а вдали виднелся дым – деревня, дом. Но в груди его сидел холод, и он знал: что-то осталось с ним навсегда.

      Рассвет пробивался сквозь тучи, серый и слабый, как дыхание умирающего. Борис лежал на краю леса, уткнувшись лицом в сырую траву. Топор Олега валялся рядом, его лезвие было покрыто зелёной слизью, что сочилась из тела Яги. Кровь из ран воина запеклась, смешавшись с грязью, а рубаха висела лохмотьями. Он дышал хрипло, каждый вдох отдавался болью в рёбрах, но он был жив. Лес за его спиной молчал – ни шороха ветвей, ни воя теней. Только тишина, тяжёлая, как могильная плита.

      Он поднялся, опираясь на топор. Ноги дрожали, но держали. Перед ним расстилалась равнина – голая, с редкими кустами и пятнами снега, что ещё не растаял с зимы. Вдалеке, у горизонта, поднимался тонкий столб дыма – знак жилья, людей, жизни. Борис шагнул вперёд, оставляя лес позади. Каждый шаг был мучением, но он шёл, цепляясь за мысль о доме, о тепле очага, о том, что всё кончилось.

      Но кончилось ли? В груди его сидел холод – не от ран, а глубже, в самой душе. Он чувствовал взгляд, невидимый, но цепкий, будто лес всё ещё следил за ним. Слова Яги – "он тебя не отпустит"– эхом звучали в голове, и Борис невольно оглянулся. Чаща стояла недвижимо, чёрные стволы сливались с туманом, но в глубине, ему показалось, мелькнула тень. Или это был обман уставших глаз?

      Он шёл весь день, не останавливаясь. Солнце поднялось выше, но тепла не принесло. К вечеру он добрался до деревни – маленькой, с десятком изб, окружённых частоколом. Люди вышли навстречу: бородатые мужики с топорами, женщины в длинных рубахах, дети, что жались к матерям. Они смотрели на него с тревогой и недоверием.

      – Кто ты? – спросил старший, седой, с посохом в руках. – Откуда идёшь?

      – Борис, – прохрипел он, опираясь на топор. – Из дружины Радомира. Лес… там…

      Он замолчал, не зная, как объяснить. Старейшина нахмурился, оглядывая его раны и окровавленное оружие.

      – Лес? – переспросил он. – Тот, что за равниной? Говорят, туда не ходят. Проклят он.

      Борис кивнул, и этого хватило. Его впустили, дали воды и место у огня. Женщина с добрыми глазами промыла его раны, наложила травы, но он видел, как она шепталась с другими, бросая на него косые взгляды. Они боялись его – не как воина, а как того, кто принёс с собой тень чего-то страшного.

      Ночью он сидел у очага, глядя в пламя. Сон не шёл. В ушах звенел смех Яги, перед глазами