Легенды Древней Руси. Григорий Николаевич Меньщиков

шаг уводит их дальше от дома и ближе к тому, что ждёт в тенях. Над головой закричала ночная птица, но крик её оборвался на полузвуке, будто кто-то сдавил ей горло. А где-то впереди, сквозь мглу, проступили очертания избушки – маленькой, кривой, стоящей на чём-то, что шевелилось в темноте.

      Лес сгущался вокруг, словно сжимал воинов в кулаке. Туман клубился у ног, цеплялся за сапоги, а ветви, низко нависавшие над тропой, казались протянутыми руками. Радомир шёл первым, его меч был наготове, хотя он и сам не знал, против чего готовится биться. За ним тянулись остальные, каждый по-своему борясь с нарастающим страхом. Олег ворчал под нос, Добрыня то и дело оглядывался, а Велеслав шептал что-то, сжимая оберег. Борис замыкал строй, его взгляд скользил по теням, будто он ждал, что они оживут.

      Скрип повторился, ближе и громче, чем прежде. Теперь он не походил на звук дерева – это было что-то живое, хрустящее, как кости под ногами. Воины остановились, вглядываясь в мглу. Перед ними, в десятке шагов, из тумана проступила избушка. Она стояла криво, будто вот-вот рухнет, но держалась на двух странных опорах, похожих на птичьи лапы с длинными когтями. Лапы шевелились, переступали, словно избушка была готова сорваться с места. Стены её были сложены из потемневших брёвен, поросших мхом, а вместо окон зияли чёрные провалы. Из трубы вился тонкий дымок, пахнущий чем-то сладковатым и тошнотворным.

      – Что за чертовщина? – выдохнул Олег, отступая на шаг. Топор в его руке дрогнул.

      – Это не леший, – тихо сказал Велеслав, поднимая глаза к крыше. – Это хуже.

      – Хватит бормотать, – огрызнулся Радомир, но голос его был напряжённым. – Дом – значит, люди. Может, знают дорогу.

      – Люди не живут в таких местах, – возразил Борис. Он стоял неподвижно, глядя на избушку так, будто видел её раньше – во сне или в кошмаре.

      Добрыня шагнул вперёд, пытаясь разглядеть детали.

      – А вдруг там еда? Огонь? Я ноги уже не чую.

      – Стой, – Радомир схватил его за плечо, но было поздно. Избушка вдруг дёрнулась, её лапы вонзились в землю, и она повернулась к воинам передом. Дверь – низкая, из кривых досок – скрипнула, открываясь сама собой. Изнутри донёсся голос, старческий и скрипучий, но с ноткой странной ласковости:

      – Чего встали, милые? Заходите, погрейтесь. Ночь холодна, а я вас ждала.

      Воины замерли. Олег выругался, Велеслав перекрестил пальцы, шепча заговор. Радомир сжал меч сильнее, но шагнул ближе.

      – Кто ты, старуха? – крикнул он. – Покажись!

      Из дверного проёма высунулась фигура – сгорбленная, тощая, в лохмотьях, что свисали с неё, как мокрая шерсть. Лицо её было сморщенным, будто высохшее яблоко, но глаза блестели ярко, почти светились в темноте. Длинный нос крючком торчал над беззубой улыбкой, а седые волосы, спутанные и грязные, падали на плечи. В руках она держала клюку, которой постукивала по порогу.

      – Кто я? – хихикнула она. – Бабка старая, лесная. Зовусь Яга, коли вам имя нужно. А вы кто такие, в мою чащу забрёдшие? Голодные небось, усталые. Заходите, похлёбкой угощу.

      – Не верю я ей, – пробормотал Велеслав, но голос