После человека. Рассказ. Олег Харит

с отрядом, получив приказ уничтожить «очаги сопротивления». Тогда мне казалось, что я принёс мир тем, кто мог бы стать нашей обузой. Я не думал, что это преступление. Я воевал, думал, что иначе нельзя. Сейчас каждый шорох напоминал мне, что мы живое свидетельство собственного падения. Мы хранили в себе остатки людей, чьи жизни поглотили, чтобы стать этим мутным порождением войны, оправданной присягой и приказами.

      Когда деревья начали редеть, мы вышли на узкую тропинку, усыпанную гравием, который скрипел под ногами. Я увидел проблеск ветхого шоссе. Над ним возвышался покосившийся указатель, но надпись на нём стёрлась. Мэри посмотрела на меня, сжала ладонь сильнее. Тепло её руки распространилось по моей руке, дошло до сердца, смешалось с отчаянием. Я прижал её ближе, Лиза двигалась рядом, её плечо вошло в мой бок. Мы слышали своё общее дыхание, обращая его в шаги, которые звучали уже не отдельно, а в унисон. Я думал: «Мы одно целое. И мы уже не люди». Но проговаривал лишь про себя, потому что она держала меня за руку, она согревала мою ладонь. Я повторял, что это тепло чужой руки, которое даёт мнимое утешение, потому что в нём ещё ощущается след прошлого мира, где мы ходили по утренним улицам и покупали хлеб с молоком.

      Впереди открылось пространство, залитое рыжеватым светом, в котором мерцали руины очередного города. Мы приготовились к новому дню, который грозил быть столь же безрадостным. Я крепче сжал пальцы Мэри, поднял взгляд к небу, где дрожал смутный ореол солнца. И в тот миг мне показалось, что на его краю я вижу контуры самолёта или птицы, но не мог различить. Я вспомнил, как однажды я и Мэри лежали в траве до войны, наблюдали пролёты пассажирских лайнеров, гадали, куда они направляются. Мэри тогда сказала, что люди могут всё, даже летать сквозь облака. Я молчал, слушал её. Сейчас я шёл по иссохшей дороге, не разделяя себя и её, и думал, что люди бывают сильны, когда остаются людьми и признают, что убивать ради ложной идеи – значит перестать быть теми, кем нас создала природа.

      Мы остановились, сделав короткий привал. Лиза смотрела сквозь меня, её лицо больше не выражало прежней детской наивности. Я заметил, что её кожа обрела сероватый оттенок, а глаза утратили отдельные зрачки. Мэри тяжело опустилась рядом, прижалась, её ладонь вновь нашла мою, это тепло чужой руки вновь отозвалось в моей груди. Я чувствовал, как сквозь это прикосновение тянутся тонкие волокна, уводящие меня от тех воспоминаний, в которых я ещё оставался человеком. Я понял, что этим теплом она выжигала во мне остатки чувств, избавляя от всякой надежды. Я закрыл глаза, позволил себе несколько мгновений забыть, что мы бредём вглубь опустошённой земли, позволил себе поверить, что, раз Мэри рядом, значит, всё не так ужасно. Но каждый вдох напоминал о смрадном ветре войны, о людях, которых мы поглотили, о присяге, которую я бездумно выполнял.

      В тот миг я ощутил толчок под рёбрами, там зашевелилось нечто живое. Я прижал ладонь к боку, услышал тихий стон Лизы,